Юлиус Эвола “Цикл Грааля”

От редакции. В этом номере журнала мы публикуем фрагменты книги Юлиуса Эволы (1898-1972) “Мистерия Грааля. Инициация и магия в духовном поиске”. Мы не ставим здесь задачу подробно анализировать творчество Эволы и все перепетии его богатой событиями жизни; однако стоит сказать несколько слов о том, как сегодня “звучат” его книги в пространстве европейской культуры. В среде “традиционалистов” и “новых правых” Эвола является не менее авторитетной фигурой, чем Рене Генон. Но этим далеко не исчерпывается регион духовного влияния книг “неистового барона”. Серьезные исследователи традиционных учений считают Эволу крупнейшим специалистом по герметизму и по сакральной культуре европейского средневековья. Его работы переведены практически на все европейские языки, а число книг о нем исчисляется десятками названий. Как известно, одно время своим духовным учителем Эвола считал Рене Генона. Затем он пошел своим путем, но по-прежнему постоянно ссылался на Генона как на автора, безусловно компетентного в сфере Традиции, чей авторитет основан не на социальном “признании” или обладании определенной информацией, а на факторах внутреннего, инициатического порядка. Нельзя не упомянуть и, без сомнения, взаимно плодотворные многолетние контакты Эволы с Мирней Элиаде. С 1927 г. и до самой смерти барона они находились в постоянной переписке, хотя встречались лично только однажды (в 1936 г.). На русский язык до недавнего времени были полностью переведены и изданы лишь две (из двух десятков) книг Эволы. Причем, как это часто бывает, выбор издателей определялся чисто конъюнктурными факторами; сами же книги – явно далеко не самые удачные в его творческом наследии. Первая из них (“Языческий империализм”) написана в 1928 г. и является одной из самых ранних незрелых работ. Вторая (“Метафизика секса”) написана в чисто академическом стиле уже после того трагического события, когда в самом конце войны (1945 г.) Эвола, в результате взрыва случайной бомбы, получил тяжелую травму позвоночника и, будучи парализован ниже пояса, оказался прикованным к инвалидному креслу. Между тем, его главным трудом, его masterpiece, как это общепризнанно, является книга “Восстание против современного мира”, написанная в 1934 г. “Мистерия Грааля” первоначально представляла собой приложение к этому труду; в 1937 г., переработав этот текст, Эвола выпустил его отдельной книгой.

Магия Грааля

 В различных текстах Грааль описан в трех основных формах:

  1. Как нематериальный самодвижущийся объект, неопределенной и загадочной природы (“он не был сделан ни из дерева, ни из какого-либо металла, ни из камня, ни из рога или кости”).
  2. Как камень – “небесный камень” и “камень света”.
  3. Как чаша, котел или большое блюдо (поднос), часто из золота и иногда в обрамлении драгоценных камней. В этой или в одной из предыдущих форм мы всегда видим женщину, держащую Грааль (еще один элемент, полностью чуждый христианскому ритуалу, так как никакой священник здесь не фигурирует).
     Смешанной формой является чаша, вырезанная из камня (иногда – из изумруда). О Граале говорится как о “святом”, иногда – как о “богатом, изобильном”; “это’- наибогатейшая вещь, какой только может обладать человек”1. Этот текст, как и многие другие того же времени, использует выражение “Sangreal”, которое можно интерпретировать трояко: Святой Грааль, Королевская кровь (те. “кровь короля”), Царская кровь (т.е. “кровь царей”, дающая право власти).

 Основные магические силы Грааля можно суммировать следующим образом.

  1. Магия Света, то есть просветляющая сила. Грааль испускает сверхъестественный свет. По словам Кретьена де Труа: “Возникло столь великое сияние, что свет свечей померк, подобно тому, как звезды гаснут при восходе солнца или луны”. Робер де Боррон описывает появление Грааля в тюрьме, где находился Иосиф Аримафейский, как великий свет, добавляя, что “как только Иосиф увидел сосуд, то сразу же наполнился Святым Духом”. У Вошера Король- Рыболов, который ночью берет Грааль с собой, освещает им путь. Описывая его явление Иосифу, “Великий Святой Грааль” говорит: “возник свет, как от тысячи свечей” и отмечает, что “время исчезло”: 42 года, которые Иосиф провел за решеткой, показались ему тремя днями. У Готье Персеваль следует за девой в темном лесу, не смотря на ее протесты; немедленно возникает великий свет, дева исчезает, и начинается сильнейшая буря. На следующий день Персеваль узнает, что свет исходил от Грааля, который нес в лесу Король-Рыболов.
     У Вольфрама Грааль – “камень света”: “Грааль – исполнение любого желания и подлинный рай. Это камень света, пред которым меркнет любое человеческое великолепие”. В “Поисках Грааля” Гэ- лахад, увидав Грааль, дрожа, говорит: “Вот, я могу ясно видеть то, что язык не в состоянии описать, а сердце не способно понять. Здесь я вижу начало всех дел и разум мужественных; смотрите: это чудо из чудес”. В “Смерти Артура” появление Грааля сопровождается громом и солнечным лучом, “в семь раз ярче света дня”; в этот момент все присутствующие “были осенены благодатью Святого Духа”. В данном эпизоде Грааль возникает в загадочной форме: “не было никого, кто мог бы видеть его, и никого, кто явил бы его”, но “каждый рыцарь получил ту еду и питье, какие он любил более всего”2 3.

  2. Это соответствует второй магической силе Грааля. Кроме даруемого света и сверхъестественной просветляющей силы, Грааль дает пищу и “жизнь”. У Вольфрама все рыцари-тамплиеры получают пищу от Грааля, который здесь является “камнем”. Когда его приносят к обеденному столу или в момент его магического появления каждый рыцарь получает то, что он желает более всего. В этом контексте упоминание различной физической пищи, соответствующей различным вкусам, означает в более высоком смысле различные эффекты того же дара “жизни”, согласно воле, склонностям, природе и качествам того, кто его получает. Это “питание” в конечном итоге уничтожает любое материальное желание; так, в “Персевале Галлуа” в присутствии аромата, исходящего от Грааля, гости забывают о еде, а Гэвейн, впадая в экстатический транс, достигает “видения ангелов”.
  3.  В “Великом Святом Граале” описывается чудо умножения хлебов, которое демонстрирует Грааль. В “Поисках Грааля”, где его внезапному появлению предшествует свет, “яркий как солнце”, Грааль магически движется по кругу вокруг стола; после того, как каждый получает еду по своему вкусу, он исчезает, как и в предыдущем эпизоде из “Смерти Артура”. Еду, предлагаемую Граалем, любят, в частности, богатыри и герои; Робер де Боррон дает следующую этимологию: “Он зовется Граалем, ибо храбрецы (agree) любят его”.
     Мы уже видели, что Иосиф Аримафейский и его рыцари получают не только свет, но и жизнь (пищу) от Грааля в течение всех сорока лет их пребывания в тюрьме, куда их заточил король Крудель.

  4. “Дар жизни Грааля” проявляется в экстремальной форме при лечении смертельных ран, при магической регенерации (“омоложении”) и продлении жизни. У Манесье во время поединка Персеваль и Эктор наносят друг другу смертельные раны; они ожидают своей смерти, когда в полночь вдруг появляется Грааль, несомый ангелом “царского вида” 2 . Грааль мгновенно полностью излечивает обоих рыцарей; подобный эпизод есть и в “Смерти Артура”. В “Поисках Грааля” упомянут страдающий от раны рыцарь, который лежит в гробу; рыцарь отчаянным усилием подтягивает себя к Граалю и, коснувшись его, чувствует обновление и облегчение, впадая, затем, в глубокий сон. В этом эпизоде происходит наложение еще одного мотива, который касается правителей, ожидающих предсказанного им наследника и отмстителя; во время этого ожидания больные и смертельно раненые правители искусственно поддерживаются живыми с помощью силы Грааля.
  5.  Вольфрам утверждает, что под действием Грааля, “феникс погибает, обращаясь в пепел, но он, также и возрождается, появляясь вновь во всем своем блеске, прекраснее, чем прежде”; тем самым ясно дается понять связь “дара жизни” Грааля с принципом регенерации (обновления), символом которого всегда был феникс. Вольфрам говорит, что “этот камень (те. Грааль) вдыхает в человека такую крепость, что его плоть и кости постоянно обновляются”. Таким образом, Грааль дает не только просветление, но и обновление; однако он отказывает в своей символической пище или даре жизни тем, кто повинен в серьезных преступлениях, а именно – трусам и лжецам.

  6. Грааль дарует победоносность и неуязвимость. Те, кто находится под его покровительством, “не ведают горечи поражения”. Согласно Роберу де Боррону все те, кто видит хотя бы проблеск Грааля, помимо того, что наслаждаются вечной радостью, никогда не могут быть побеждены в битве или ущемлены в правах. В “Лоренгеле” Грааль возникает как “камень победы”, и с его помощью Персеваль отражает натиск Атиллы и орд его гуннов в тот момент, когда они уже начинают побеждать христиан. О Персевале, прошедшем испытание Грааля, Вольфрам говорит: “С этого момента нет никого во всем мире, кто превзошел бы тебя в доблести и чести. Ты – господин всех созданий. Тебе дарована высшая власть”. Тот аспект Грааля, какой дарует победоносность, будет раскрыт в связи с темой “меча Грааля”. Однако уже этот текст Вольфрама предвосхищает высшую суть Грааля, имеющую отношение к трансцендентной власти и к принципу Универсального Правителя. Более того, мы увидим, что Грааль сам, как оракул, определяет рыцарей, призванных стать королями – правителями различных земель. Некоторые авторы справедливо сравнивают Грааль с объектом, символизирующим и воплощающим дарованную небом высшую духовную власть, как она описывается в иранской традиции (хварено или фран), объектом, который включает в себя различные аспекты магического камня, “камня закона” или “камня победы”, а также чаши; все эти свойства тоже заключены в Граале.
  7. Если с одной стороны Грааль обладает животворящей силой, то с другой стороны он обладает и ужасной, разрушительной силой. Грааль ослепляет, испепеляет, может действовать как разрушительный вихрь или водоворот. Нэсьен узнал в Граале объект своих желаний в то время, когда был еще молодым рыцарем, но как только он открывает ларец с Граалем, то дрожит, слепнет и теряет контроль над своим телом. В “Поисках Грааля”- говорится, что Мордрэйн совершая то же действие, пытается взглянуть на то, чего не в состоянии выразить слово. Эта попытка вызывает сверхъестественный ветер и ослепляет рыцаря; он осужден на то, чтобы, оставаясь живым, ждать прибытия героя, который успешно пройдет мистерию Грааля и вылечит его. Тема не нова. Данте, созерцая эмпиреи, потерял зрение, хотя оно и вернулось к нему позже, причем увеличив свою остроту4. Действия персидского героя Ростана направлены на восстановление зрения и свободы царя, чья прометеевская ориентация очевидна ввиду попытки последнего достичь Неба с помощью орлов.
  8.  Можно найти еще множество примеров. Согласно рассказу Герберта, Мордрэйн построивший алтарь для Грааля, видит, что вход преграждает ангел с огненным мечом в руках (в аналогичном эпизоде в Библии вход в примордиальное пространство охраняется ангелом; сравните, также, огненную стену, ограждающую остров, согласно некоторым текстам и т.п.). Ангел в наказание за его попытку говорит, что он не сможет умереть, а его рана будет оставаться открытой до тех пор, пока не придет рыцарь, который задаст “правильный вопрос”. В “Короне” говорится, что поиски Грааля и следование за ним – “смертельно опасная вещь”. В “Смерти Артура” соприкосновение с Граалем привело к “падению” Мордрэйна и Нэсьена, в то время как Гэвейн был возвышен; он живет в поисках приключений, поклявшись не возвращаться до тех пор, пока не найдет Грааль5.
     Более того, опасная природа Грааля может быть рассмотрена в связи с темой “Опасного Ожидания” и тем испытанием, которое оно представляет для тех, кто стремится взять на себя роль “ожидаемого героя” и верховного лидера рыцарей Круглого Стола. Речь идет о “пустом сидении” или “тринадцатом сидении” или “полярном месте”, которое я обсуждал выше; каждый раз, когда это кресло пытается занять неизбранный или просто недостойный, его либо поглощает бездна, либо испепеляет молния. Так, когда за стол Иосифа Аримафейского (какой не надо путать с Круглым Столом), сел ученик Моисей, он был схвачен семью огненными руками и уничтожен “подобно тому, как огонь пожирает кусок дерева”. Позже в том же тексте это событие описывается так: половина пламени, поглотившего Моисея, угасла, а половина продолжит гореть до тех пор, пока Гэлахад успешно не пройдет все испытания Грааля. Вариантом этого мотива является “испытание сосудом”: только те могут наслаждаться экстазом, даруемым Граалем, и сидеть за столом Иосифа Аримафейского, на ком нет никакой вины. Моисея же, занявшего “Погибельное Сидение”, поглощает разверзшаяся у его ног бездна, так как он, согласно христианскому объяснению, был слаб в вере; он был ложным учеником.
     Мы соприкасаемся и с иной темой, касающейся испытания “золотым креслом”, связанным с образом “высшей женщины”. Только человек, выдержавший это испытание, может стать искателем Грааля со всеми шансами на успех. Шесть рыцарей, пытавшихся сесть в это кресло, внезапно упали в бездну; когда в него сел Персеваль, раздался страшный гром и разверзлась земная твердь, но рыцарь продолжал спокойно сидеть на месте. Он пребывал в спокойствии своего духовного достоинства и в чистоте своей силы, и ничто не могло одолеть его. У Робера де Боррона после этого испытания Персеваль и все рыцари Круглого Стола должны были пройти еще одну серию авентюр, ведущую, в конечном итоге, к окончательному завоеванию Грааля. “Поиски Грааля” и “Смерть Артура” представляют эту тем}’ в еще более явной форме: Погибельное Сидение может занять лишь тот, кто прошел “испытание мечом”, которое состоит в извлечении меча из сплошного камня, что означает, таким образом, демонстрацию превосходства над всеми воинами. После успешного прохождения этого теста (смысл которого я объяснил выше) Грааль появляется при дворе Артура; возникает свет, ярче сияния солнца, и Грааль магически являет себя, распространяя неизъяснимый аромат и давая каждому рыцарю соответствующее его типу “питание”6.
     Этот опасный аспект Грааля необходимо рассматривать как предельный случай его действия, который, в свою очередь, зависит от глубинной природы того, кто приходит с ним в контакт. Мощь Грааля разрушает всех тех, кто пытается удержать его без должной квалификации, и тех, кто стремится узурпировать его, повторяя титаническую, прометеевскую или люциферианскую ошибку. В этом смысле ясное указание мы находим у Вольфрама, когда он метафорически изъясняет, что для тех, на ком лежит вина, Грааль так тяжел, что они не в состоянии его поднять, даже если будут пытаться все разом. То, что обуславливает разрушительное действие животворной силы (как, например, в случае Моисея, пожираемого огнем) – это сущностный избыток самой трансцендентной мощи в отношении существ, обусловленных собственной ограниченностью.
     Вариацию смысла мы находим в “Смерти Артура”. Когда возникает великий свет Грааля – “как будто все факелы мира зажгли в этом зале”, Ланселот выступает вперед. Голос предупреждает его о том, что он не должен приближаться к Граалю, а, скорее, бежать прочь, иначе он пожалеет о своем поступке. Рыцарь не подчиняется и делает шаг вперед. Когда огонь ударяет его в лицо, он падает на пол и не мождет подняться, теряя контроль над своим телом. В этот момент его рыцари думают, что Ланселот мертв, но старец говорит им: “Во имя Господа, он не мертв, но более жив, чем живейший из вас”. В этом состоянии кажущейся смерти он остается 24 дня. Первые слова, какие он затем произносит, были такими: “Зачем вы разбудили меня?! Ибо я был счастливее, чем теперь”. Это переживание касается его контакта с Сан- гараалем, такого полного, какого не было ни у кого прежде7. Очевидно, это было состояние инициации или состояние, в котором воздействие силы Грааля стало возможным при остановке обыденного “бодрствен- ного” сознания и связанных с ним личностных ограничений. Последнее позволяют избежать негативных, разрушительных и подавляющих эффектов, которые порождает контакт с Граалем в тех, кто не способен восходить к высшим состояниям сознания или иным уровням бытия.

  9. Двоякое воздействие Грааля связано с тем общим смыслом, который диада “чаша-копье” несет в традициях различных народов, не имеющих никакого отношения к христианскому символизму. Чаша соответствует женскому, живительному и просветляющему аспекту, а копье – мужскому, пламенном}’, царскому (скипетр!) аспекту того же принципа. Или, точнее, первое соответствует лунному древу, а второе – солнечному древу. Одновременно, первая соотносится со святой мудростью, а второе с огненным измерением того же принципа. В этом же контексте, однако, мы можем отметить амбивалентность символа копья, которое взято из ирландской традиции и которое, с одной стороны, наносит Фатальный Удар, обуславливая разрушение целого царства, а с другой – имеет целительную силу.

 Этот краткий обзор магических сил Грааля проливает свет на субъективную сторону поиска. Этот Поиск – существенно внутреннее событие. Как переживание он не равнозначен мистическому экстазу, – это, скорее, переживание примордиальной силы в ее позитивном раскрытии. Те, кто знает как ее встретить, компетентны и в решении иных задач, упомянутых в легенде, каковые в действительности и конституируют ее центральное ядро.
 Теперь я хочу обсудить те эпизоды, где Грааль возникает как камень, и подчеркнуть то значение, которое возникает в традиции, описывающей Грааль как камень, упавший с небес, и, в частности, как “камень Люцифера”. Вольфрам фон Эшенбах связывает с Граалем загадочный термин lapsit exillis. Этот термин интерпретировался исследователями различным способом: как lapis erilis или “камень Господа”; lapis elixir в смысле алхимического эликсира, дающего способность регенерации; lapis betillis или betillus, что может быть соотнесено с baitulos, камнем, упавшим с неба согласно греческой мифологии: lapis ex coelis или de coelis, “небесным камнем”; наконец, как lapis exiliis, или “камень изгнания”. В действительности не имеет значения, насколько точны эти изощренные интерпретации с чисто этимологической точки зрения, так как Грааль допускает все эти толкования в соответствии с различными своими аспектами.
 Грааль, прежде всего, это lapis ex coelis, так как, согласно Вольфраму он был вначале спущен на землю сонмом ангелов. В этой традиции, которой придерживается и Альберт фон Шарфенберг, Грааль появляется как камень – кварц или яшма – и связан с символом феникса. Согласно Вольфраму, этот сонм состоял из тех ангелов, какие были осуждены на изгнание на землю за свой нейтралитет в люциферовском восстании против Бога. Грааль охранялся ими и не утратил своих качеств; позже он был вверен охране отряда рыцарей, на которых было указано сверху. “Вартбургкриг” модифицирует эту традицию следующим образом: камень выпал из короны Люцифера, когда тот был поражен архангелом Михаилом. Этот камень избранных, упавший с неба на землю, который вновь находит Персеваль, но который был ранее подобран Титурелем, основавшим династию Грааля; посему Грааль считается камнем Люцифера*.
 Согласно другим авторам, камень, упавший на землю, был изумрудом, украшавшим лоб Люцифера. Из этого камня верные ангелы вырезали чашу (или котел) и так появился Грааль. Он был дан Адаму перед изгнанием из сада Эдема. Сиф, сын Адама, временно вернувшись в земной рай, взял Грааль с собой8 9. Другие люди переправили Грааль в Монтсегур, крепость в Пиренеях, которую осаждала армия Люцифера с целью вернуть камень в его корону; но считается, что Грааль был сохранен рыцарями, спрятавшими его внутри горы

Мистерия копья и отмщения

 Я уже отмечал ранее ту дополнительность, какая существует между копьем и чашей. В традиционном представлении “двойной власти” скипетр обычно смешивается с копьем. Помимо того, символизм копья, как и скипетра, часто совмещается с символизмом “мировой оси” и, таким образом, указывает на хорошо известный полярный символизм и природу сакральной власти. В цикле Грааля копье, как правило, возникает в связи с фигурой царя и обнаруживает две противоположные способности: оно наносит раны и оно лечит. Это требует некоторого пояснения.
 В этом цикле копье Грааля часто обагрено кровью; иногда же с него капает кровь. В “Короне” король питается этой кровью. В более поздних текстах кровь начинает играть все более важную роль, настолько важную, что оттесняет на второй план чашу, ее содержащую, имевшую первоначально главное значение. В этих текстах Грааль становится Санграалем, имея двойной смысл: кровь Христа и царская кровь. В христианизированных элементах цикла копье является тем самым копьем, которым был пронзен распятый Иисус; поэтому кровь, капающая с копья, – это “кровь искупления”, символизирующая принцип регенерации и обновления. Это, однако, не объясняет того факта, что копье наносит рану такому человеку как Нэсьен, который стремится приблизиться к Граалю столь близко, сколь это возможно, только затем, чтобы быть раненым и ослепленным. Правда, его рана излечивается, а зрение возвращается посредством действия крови, капающей с лезвия копья, как только эта кровь попадает на тело.
 В “Великом Святом Граале”, когда происходят эти события, блистающий ангел объявляет, что это – начало великого приключения, которое случится в земле, куда следует Иосиф Арима- фейский, а именно, на Северо-Западе. Благодаря этому приключению “подлинные рыцари будут узнаны и отделены от ложных, и земное рыцарство станет рыцарством духовным”; затем чудо крови, стекающей с лезвия копья, повторится Даже последний царь из династии Иосифа будет ранен копьем в оба бедра и будет исцелен только по прибытии того, кто откроет тайну Грааля, будучи наделен качествами, позволяющими это сделать. В этом контексте кровь на копье кажется имеющей отношение к силе героя-восстановителя. Но в этом же тексте, также, содержится упоминание о том, что копье может нанести рану в смысле наказания, какое должно напомнить рану Иисуса. Все это перекрывается мотивом “жертвоприношения”; иными словами, то, что подразумевается, – это необходимость “самоумаления” или “самопожертвования” как предварительное условие того, чтобы опыт Грааля не стал смертельным. В других текстах, однако, этот мотив смешивается с темой отмщения: копье, обагренное кровью, взывает к мести, которую должен свершить избранный, ибо только тогда (при условии прохождения мистерии Грааля) наступит мир и придет конец кризису королевства.
 По отношению к этому мотиву “восстановление” носит характер нового утверждения власти или успешного “взятия на себя” той же силы или традиции, которой прежде пытались приобщиться другие только для того, чтобы пасть или получить тяжелую рану. В этом контексте христианская тема самопожертвования видоизменяется в соответствии с более мужественным смыслом, который должно рассматривать как первоначальный. У Воше копье находят в теле убитого рыцаря. Тот, кто вытащит копье из мертвого тела, должен будет отомстить за смерть воина; таким образом, мститель станет и реставратором, восстановителем. В любом случае, от крови загадочной природы (кровь искупления, кровь жертвенности или кровь отмщения) мы приходим к мотиву “царской крови”, “крови власти”; копье, в конечном итоге, приводит к “триумфальному миру”. Центральная и “солнечная” тема этойтрадиции утверждается вновь и вновь, сияя сквозь лабиринты символов и запутанность сюжетных коллизий.
 С мотивом копья и отрубленной головы мы уже встретились в кельтском мифе о Передуре аб Эвроуке, который, по-видимому, существенно повлиял на формирование граалевского цикла. Как и на Персевале; на герое Передуре лежит тяжелая вина за “незаданный вовремя вопрос”, который в данном случае должен был касаться “необычайно большого копья”, с которого стекают три капли крови. В некоторых вариантах этого мифа замок, в котором происходит действие и в котором находятся копье и отрубленная голова, совмещается с другим замком, правителем которого является старый хромой рыцарь. Передур восклицает: “Клянусь, я не буду спать спокойно, пока не узнаю всю эту историю и значение копья!” Объяснение, даваемое в конце рассказа, состоит в том, что колдуньи-амазонки из Каэрлейва нанесли рану королю (кем, оказывается, и является старый рыцарь) и убили его сына, которому принадлежит отрубленная голова. Передур возвращается к Королю Артуру (что существенно) и с его помощью возвращает себе здоровье, королевство и покой.
 Амазонки узнают в Передуре “того, кто изучал боевые искусства под их руководством, хотя они и знали пророчество о том, что именно он их убьет”. Внимательный читатель поймет, о чем здесь идет речь. Что касается раны, нанесенной женщиной, читатель может обратиться к тому, что я говорил выше о возможной двойной интерпретации раны Амфотраса. В более общем смысле, речь идет о том аспекте мифа, который касается обязательной победы героического типа над женщиной. Амазонка, в символическом плане, – это женский принцип, узурпировавший функции доминации; и хотя герою нужна женщина, и именно через нее он и становится таковым, он неизбежно должен разрушить в ней те моменты, благодаря которым она оказалась фатальной для предшествующей династии.
 Более того, качество, которое сделало возможным месть и исполнение миссии Передура в целом, связано с “испытанием мечом”, подробнее о котором ниже. В замке старого рыцаря Передур сломал свой меч, ударив им о железный столб, с тем, чтобы доказать свою способность тут же починить его. Но и после двух попыток, на третьей, меч все еще остается сломанным, и старый король говорит: “Ты имеешь лишь две трети силы; ты должен завоевать последнюю треть. Когда твой меч будет цел, никто не сможет одолеть тебя”10. Эта недостаточность или “неполнота” оказывается причиной того, что Передур “не задает вопрос” и, таким образом, оказывается не в состоянии выполнить задачу отмщения. Испытание имеет три степени, которые могут быть охарактеризованы следующей формулой: “Один раз сраженный, я вновь поднимусь”. Это относится к способности снова производить то же действие и утверждать ту же энергетическую манифестацию, хотя энергия предыдущей попытки – в своей материальной и элементарной форме – была разрушена и рассеяна; здесь, в конечном итоге, снова возникает тема самопожертвования в связи с возвращением к христианским мотивам.
 Тема мести, вероятно, имеет отношение и к ряду исторических элементов, которые вошли в легенду; рана короля всегда соответствует тому или иному восстанию людей или сил, которые захватывают или пытаются захватить его функцию. В своей полной форме миф соответствует следующему паттерну: кровь, капающая с копья, взывает к мести; поэтому первой задачей является починка разбитого меча, что ведет к “испытанию вопроса”. После его успешного прохождения следует отмщение, восстановление и слава. Тогда копье становится блистающим символом мира.
 Этот фундаментальный сюжет древней кельтской легенды о Пе- редуре в точности соответствует сюжету о Персевале, что, таким образом, пробуждает связь с древними элементами не-христианского происхождения и духа. Последняя ссылка, какая в этой связи может быть сделана, касается двух древних кельтских легенд: “Разрушение замка Да Даргас” и “Маска Уллад”; в них упомянуты невероятно мощное и смертельное копье и котел, содержащий кровь, смешанную с горящим ядом. Стоит только погрузить копье в этот сосуд, как его пламя угасает. У Вольфрама мучительная и неизлечимая рана Амфотраса была нанесена ему копьем, острие которого было погружено в горящий яд. В этой связи там говорится: “Бог проявил свою чудесную и страшную силу”11 12. Это эквивалентно кровавой горящей отраве, упомянутой в кельтской легенде. Копье в своем позитивном аспекте скипетра растворяет это вещество и нейтрализует его действие (это напоминает мотив древнегреческого мифа, в котором Геракл, олимпийский герой, становится освободителем титанического героя Прометея). Тогда тьма рассеивается, и трагедия заканчивается, а гиперборейская “память крови”, охраняющая меч, пробуждается Мистерия “царской крови” свершилась.

Местонахождение Грааля

 Мы видели, что из всех мест, в которых рыцари Грааля проходят серию испытаний, на первый план выдвигаются “остров” и “замок”.
 Путешествие к таким местам должно рассматриваться sub specie interioritatis (с точки зрения внутренней), то есть в терминах сдвига сознания в мир, обычно лежащий за пределами человеческого существования. В описаниях этого путешествия задействован общий и универсальный символизм, который, за исключением случаев, оговоренных мною выше, имеет непосредственное отношение к традиции Авалона и Белого Острова.
 Пиндар говорил, что страну гипербореев невозможно достичь, следуя по суше пешком или по морю кораблем, и что только такие герои, как Геракл, могут найти ее. В китайской традиции остров, расположенный в дальнем конце северных земель, может быть достигнут только через полет в духе; в тибетской традиции о Шамбале, мистической северной земле, связанной с Калки-аватарой, говорится, что “она обитает в моем духе”13. Эта тема имеет прямое отношение и к циклу Грааля В “Поисках Грааля” замок Грааля носит название palais spirituel (духовный дворец); в “Персевале Галлуа” он назван “замком души”. Мордрэйн достигает скалистого острова, расположенного в месте “пересечения дорог в Вавилон, Шотландию и Ирландию”; здесь начинаются его испытания после того, как он был перенесен в это место Святым Духом. И, подобно тому, как Плутарх отмечает, что видение Кроноса в гиперборейской земле происходит только во сне. Ланселот в “Смерти Артура” /17.5/ имеет видение Грааля в состоянии кажущейся смерти. Более того, в “Поисках” именно в состоянии сна или смерти Ланселот имеет видение Увечного Короля, ползущего к Граалю для того, чтобы облегчить свои страдания. Все это имеет отношение к опыту за пределами обыденного сознания.
 Иногда замок Грааля описывается как невидимый и недостижимый. Только избранные могут найти его либо по чистой случайности, либо практикуя магические заклинания, после чего он обычно исчезает из поля зрения искателей. У Вольфрама сам Грааль не видим для тех, кто не принял крещение. Вода крещения “дарует всем существам процветание. Благодаря этой воде наши глаза могут видеть. Вода очищает души и делает их сияющими ярче самих ангелов”. Этого описания “воды крещения” вполне достаточно для того, чтобы заключить, что Вольфрам имеет в виду не столько христианское крещение, сколько подлинное внутреннее очищение, просветление, в связи с которым вода приобретает более или менее тот же смысл, что и “божественная” вода или “философская вода” в герметиз- ме. Во многих случаях замок, после того, как герой нашел и посетил его, внезапно исчезает, и рыцарь обнаруживает себя на пустынном берегу или в дремучем лесу. В других случаях авентюра героя заканчивается обнаружением замка, даже не смотря на то, что ему так и не удается задать вопрос о самом Граале. Стены замка окружены водою, либо морем (“Поиски”), либо бурной рекой (“Великий Святой Грааль”), либо озером, в котором мы находим Короля-Рыболова (у Вольфрама); эти воды символизируют недостижимость и изоляцию замка (помимо того, что уже говорилось о “полярном” значении символа).
 Мы, также, сталкиваемся с темой “опасного перехода”. В “Поисках Грааля” замок охраняют два льва, те самые звери, которых одолел Гэвейн в испытании в замке Оргелюзы, – что, опять-таки, является инициационным переживанием У Вольфрама Персеваль прибывает в замок необычным образом, пробираясь через лес верхом на лошади и при этом “летя, подобно птице”. Здесь замок представлен как “сильный и могущественный” с толстыми стенами, делающими его неприступным, даже если б его осаждали все армии мира. В замке “множество удивительных вещей, не имеющих подобия на земле, но те, кто их ищет, к несчастию, никогда их не находят, хотя и многие начинают подобные поиски. Для того, чтобы их видеть, надобно прибыть в замок, не зная о них”. Место, в котором расположен замок, пустынно, дико и полно духов: это Монсальват в земле Сальват, и “путь, ведущий туда, полон препятствий и засад”. Вольфрам добавляет: “Невозможно приблизиться к Монсальвату без вовлечения в опасную схватку или без соприкосновения с тем искуплением грехов, какое мир зовет смертью”. Рыцари Грааля, или тамплиеры (Templeisen), не дают подойти близко людям ни одной нации, за исключением тех, на кого указывает сам Грааль: они поклялись биться на смерть с любым захватчиком14. Согласно “Титурелю”, в центре леса находится гора, какую никто не может найти, пока путь его не направят ангелы. Эта гора, именуемая Монсальват, хорошо защищаема и охраняема. Над нею парит Грааль, поддерживаемый невидимыми существами.
 В более поздних текстах значение горы Грааля Монсальват часто меняет свой смысл с mons silvaticus (лесистой горы) на mons salva- tionis (гора спасения) в связи с Землей Спасения (land of Salvaterra) и Сан Сальвадором (Salvador) в Испании, где, как считалось, эта гора находится. Вообще говоря, различные символы всегда выражают ту же идею недоступности для любых профанаций. Более того, мотив “невидимости”, вместе с иными, связанными с ним, мотивами, подчеркивает понятие недоступности, что имеет отношение ко всему, выходящему из-под контроля физического мира и находящегося “по ту сторону” форм и физических чувств, – к тому, что благодаря ограниченности таковых, в случае обычных людей рассматривается как смерть или сон15 Мы уже видели, что замок Грааля, на который нисходит “пламя Святого Духа”, является, также, местом “испытания сном”. Успешно пройти это испытание – значит выйти за пределы обыденного сознания “бодрственности”, доступного каждому человеку. И это не может случиться без кризиса или некоторого трудного и рискованного действия; согласно частной интерпретации, это и является тем “опасным поединком”, о котором упоминает Вольфрам. Тот, кто переживал подобный опыт, прекрасно знает, что такая “авентюра” может закончиться болезнью, нервным расстройством или смертью.
 В связи с этим интересно отметить один из образов, находимых в тексте: пройти по лезвию меча. Ланселот достигает замка, в котором его ожидает испытание, пройдя по мосту, узкому, как клинок меча. Эта тема, знакомая многим традициям (особенно иранской и персидско-исламской), имеет отношение как к опыту посмертного существования (“иного мира”), так и к прохождению пути посвящения: Катха Упанишад сравнивает восхождение к мудрости с хождением по лезвию бритвы.
 Хранители Грааля, таким образом, защищают определенный духовный центр. Местонахождением Грааля всегда оказывается замок или укрепленный царский дворец; это никогда не церковь и не храм. Только в более поздних текстах возникают алтарь или часовня Грааля в связи с более христианизированными версиями легенды, в которых сам Грааль, в конечном итоге, отождествляется с чашей, используемой в Тайной Вечере. В наиболее древних редакциях мифа ничего в этом роде не найти; тесная связь Грааля как с мечом и копьем, так и с фигурой короля или человека с царскими регалиями, достаточно ясно показывает, что христианские элементы являются последующим включением. Место Грааля, которое необходимо за- щищать “до смерти”, не может иметь отношение ни к Церкви, ни к христианскому в целом, которые, как я уже отмечал, постоянно игнорируют этот цикл мифов, ни, говоря более общо, к религиозному или мистическому центру. Скорее, это – инициационный центр, который охраняют наследники примордиальной традиции, согласно нераздельному единству ее обоих достоинств, а именно – священнического и царского.

Грааль как гибеллинская мистерия

 Здесь мы можем кратко рассмотреть то значение, какое царство Грааля и его Орден имели в системе видимых и скрытьгх сил, действующих в течение исторического периода, когда эти романы приобрели популярность.
 Тот факт, что все, связанное в различных традициях с сохранением и передачей памяти о примордиальной земле и полярной традиции, становится невидимым и недоступным, символизирует переход от явной власти к тайной, которую, тем не менее, необходимо рассматривать как царскую. Царство Грааля, прямо связанное с центром, в который, как утверждает Вольфрам фон Эшенбах, призываются избранные со всего мира, из которого рыцари отправляются в далекие земли с тайной миссией и который, наконец, является “рыцарским университетом”, – это место, куда посылаются многие рыцари разных стран. Никто даже не знает, откуда они пришли, какое имя они носят и к какой расе принадлежат16. “Печать” недоступного и невидимого Грааля остается реальной даже тогда, когда он не может быть связан ни с одним из известных земных царств. Это земля, которая никогда не будет завоевана, которой человек принадлежит по причинам, совершенно отличным от причин, связанных с его физическим рождением, – в силу своего достоинства; это – “страна”, соединяющая неразрывными узами людей, рассеянных в мире, разделенных в пространстве и во времени, родившихся в разных народах. В этой книге я подробно останавливался на данной традиционной доктрине. В этом эзотерическом смысле царство Грааля, как и Артура, Пресвитера Иоанна, Туле, Авалон и т.п., существует всегда. Слова “не живет”, которые относятся к формуле Сивиллы “живет и не живет”, не соответствуют ему. В своем полярном качестве это царство неподвижно. Оно не становится ближе к каким-либо пунктам в ходе истории; скорее, это “ход истории” становится более или менее ему близким.
 Возникает ощущение, что в течение определенного периода времени гибеллинские “средние века” приближаются к этому царству более всего. Эта эпоха, кажется, в состоянии предоставить необходимые условия для того, чтобы “царство Грааля” стало из тайного явным, утвердило себя как реальность, одновременно относящуюся к двум планам – внутреннему и внешнему, в единстве духовного авторитета и светской власти, каким оно было изначально. В этом смысле можно утверждать, что королевство Грааля является вершиной средневекового имперского мифа и высшим исповеданием веры великого движения гибеллинов. “Страна Грааля” существовала более как духовный климат, чем как конкретный пункт во времени и пространстве, находя выражение, скорее, в легендах и “апокалиптических” или фантастических пророчествах, чем в рациональном сознании и . унитарной политической идеологии того времени. Это аналогично тому, как проявляет себя человеческая индивидуальность в случае когда она сталкивается с чем-то более глубоким и опасным, чем “обыденное сознание”; здесь гораздо меньше четких форм, чем символов, относящихся к сновидению и бессознательной спонтанности.
 Это глубинное понимание Средних Веков, исходящее из данной перспективы заставило меня подробно изложить основные черты общей метафизики западной истории, что я и сделал в другой работе17. Поэтому здесь я лишь кратко напомню ключевые моменты в аксиоматической форме.
 Внутреннее разложение и финальный ключевой коллапс античного римского мира привели к стагнации всего западного мира в его попытках обрести форму, соответствующую имперскому символу. Распространение христианства, благодаря его определенному дуализму и благодаря его чисто религиозной форме, быстро дало возможность выйти за пределы разложения к той точке, в которой последовало вторжение нордических народов, за счет чего средневековая цивилизация получила возможность развития и дополнительный толчок, а символ империи был восстановлен. Священная Римская Империя была одновременно и restauratio (восстановление) и continuatio (продолжение), учитывая то, что ее высший смысл – находящийся за рамками внешних проявлений, неизбежно связанных с исторической “почвой” и часто ограниченных уровнем сознания и “рыцарским достоинством” индивидуумов, представляющих ее идею, – соответствовал обновлению “римского” движения по направлению к экуменическому “солнечному” синтезу. Это движение обновления, которое логически предполагало преодоление христианства, было обречено, таким образом, на столкновение с притязаниями Римской церкви, стремящейся к гегемонии. Фактически, Римская церковь не могла принять Империю как принцип более высокой по отношению к тому, какой сама она олицетворяла; в полном противоречии с евангельскими требованиями, она, по сути, пыталась узурпировать власть Империи. Так возник гвельфизм – как теократическая доктрина и как политическое течение.
 В целом, согласно общепринятому взгляду (который вполне корректен как точка отсчета), средневековая западная цивилизация формировалась тремя элементами: северно-языческим, христианским и римским. Первый из них играл решающую роль с точки зрения этики, стиля жизни и социальной структуры. Феодальный режим, рыцарская мораль, цивилизация придворных сообществ, тот дух, какой дал импульс Крестовым походам, – все это невозможно представить вне связи с нордическим язычеством, его кровью и духом. Но если народы, обрушившиеся на Рим, не могут быть названы “варварскими” исходя из этой перспективы (так как, я полагаю, что ценности, которые они несли, были много выше ценностей цивилизации, уже разлагавшейся в своих принципах и своих людях), мы все же можем говорить об определенном варварстве, которое в данном случае означает не примитивность, а, скорее, инволюцию по отношению к их собственным духовным традициям.
 Я уже говорил о существовании примордиальной нордически- гиперборейской традиции. В людях, живших во времена гибели Римской империи, мы можем найти лишь ее фрагментарное эхо, темную память об изначальной традиции, оставившей свой след в популярных легендах. В любом случае, эта память сформировала воинскую, основанную на грубой силе жизнь, где все духовное оставалось на заднем плане. Нордически-германская традиция времен Эдд была уже лишь тусклым следом, витальные возможности которого практически исчерпались, и в котором мало что оставалось от былой широты духовного зрения и метафизической глубины, присущей великому циклу примордиальной традиции.
 Таким образом, мы можем говорить о состоянии инволютивной латентности нордической традиции. Но в тот момент, когда она пришла в контакт с христианством и с символом Рима, ситуация изменилась: этот контакт имел гальванизирующий эффект. Вопреки всему, христианство оживило генетическое чувство сверхприродной трансцендентности. Символ Рима воскресил идею Универсального Царства, regnum, идею вечности и сакральноеTM имперной власти. Все это интергировало нордическую основу и дало высшую перспективу ее воинскому этосу, настолько значимую, что она постепенно вошла в один из тех циклов реставрации, который я ранее назвал “героическим” в специальном смысле слова. И здесь из типа чистого воина возникла фигура рыцаря; древняя германская традиция войны, целью которой является Вальхалла, развилась в высший эпос “священной войны” и крестовых походов; возникло смещение понятия монарха с частного правителя конкретного народа в направлении к типу сакрального экуменического императора, принцип власти которого имеет происхождение в не меньшей степени сверхприродное и трансцендентное, чем христианская церковь.
 Этот подлинный ренессанс, это грандиозное развитие и замечательная трансформация сил требовали, однако, высшей точки отсчета, центра кристаллизации порядка более высокого, чем романизированный христианский идеал и чисто политический идеал Империи. Эта высшая точка интеграции в точности соответствует мифу о наследии Грааля, о царстве Грааля, ввиду тех глубоких связей, какие этот миф имел с несколькими вариантами “имперской саги”. Скрытая проблема гибеллинских Средних Веков была выражена в фундаментальной теме этого цикла легенд: необходимость героя “о двух мечах”, прошедшего все естественные и сверхъестественные испытания, чтобы, наконец, задать сущностный вопрос, – вопрос, несущий в себе отмщение и исцеление, вопрос, восстанавливающий сакральную природу власти.
 Средневековый мир жил в ожидании героя Грааля; его появление означало бы превращение главы Священной Римской Империи в манифестацию или образ Универсального Правителя; его появление означало бы духовную трансформацию силы – новое цветение засохшего Древа. Его появление привело бы к преодолению любой узурпации, антагонизма, сепаратизма; оно дало бы возможность формирования общества, основанного на “солнечном” архетипе; наконец, это появление означало бы превращение самого периода “средних веков” в “эпоху середины”, то есть “эпоху Центра”.
 Каждый, кто следил за приключениями героев Грааля вплоть до момента задавания решающего вопроса, неизбежно ясно почувствовал, что автор, вдруг, как бы останавливается, и что-то мешает ему говорить свободно, в то время как тривиальный ответ на знаменитый вопрос дается лишь для того, чтобы скрыть реальный. Фактически, то, что реально происходит, касается не столько вариантов фабулы в христианской, кельтской или нордической форме легенды, сколько трагического чувства паралича раненого короля; и как только достигается это внутреннее понимание, символом которого является видение Грааля, становится значимым лишь принятие инициации абсолютного действия, ведущего к реставрации. Чудесная восстанавливающая сила, присущая решающему вопросу, может восприниматься как экстравагантная только в данной перспективе. Спросить – означает поставить проблему. После того, как все условия земного и духовного рыцарства были реализованы, и Грааль стал известен, безразличие героя, не задающего вопрос, необходимо рассматривать как серьезную вину, ибо, тем самым, он обнаруживает равнодушие, когда видит всю драматическую “постановку” с гробом и Увечным Королем, который либо уже находится на грани смерти, либо поддерживается живым искусственно. Как я уже говорил, достоинство героя Грааля – это достоинство, которое обязывает; таков его специфический, преобладающий и антимистический характер. Говоря исторически, царство Грааля, которое, как предполагалось, должно было быть возрождено и поднято к новым высотам, – это сама Империя; герой Грааля, который мог бы стать “господином всех созданий”, тем, кто получил мандат “высшей власти”, – это, в то же время, исторический император Фридрих, который стал бы этим героем, если бы сам реализовал мистерию Грааля или стал бы тем, кто отождествился с Граалем как таковым.
 Существуют тексты, в которых эта тема представлена в еще более явном виде18. Как только избранный рыцарь прибывает в замок, он прямо адресует королю свой вопрос, задаваемый в манере почти брутальной, вне рамок всех привычных церемониалов: “Где Грааль?!”, что означает: “Где та сила и та власть, представителем которой ты должен быть?!”. Как только вопрос задан, чудеса начинают происходить.
 В этот момент фрагменты древних атлантической, кельтской и нордической традиций приходят в соприкосновение и соединяются с деформированными образами иудео-христианской религии Авалон; Сиф; Соломон; Люцифер; камень-молния; Иосиф Аримафейский; Белый остров; рыба; властитель Центра и символизм его “земли”; мистерия отмщения и исцеления; сакральные предметы народа Туата де Данан, который оказывается расой, принесшей Грааль на землю, – все это формирует единое целое, в котором различные элементы, как я пытался показать, обнаруживают логическое единство для того, кто в состоянии постичь их суть.
 В течение почти что полутора столетий, весь рыцарский Запад напряженно переживал миф о дворе Короля Артура и его рыцарях, отправившихся на поиски Грааля. Это было время все большего сгущения исторической атмосферы, за которым последовал резкий спад. Это пробуждение героической традиции, связанной с идеей Империи, неизбежно привело к возникновению враждебных сил и к столкновению с католицизмом.
 Подлинная причина того, что Церковь проявила столь непримиримый антагонизм к Империи, заключалась в инстинктивном восприятии клиром истинной природы сил, внешне оформившихся в рыцарском духе и гибеллинском идеале. Хотя даже на противоположной стороне, среди защитников Империи, адекватное сознание было представлено лишь частично, в виду компромиссов, противоречий и нерешительности, от которых не был свободен и Данте, инстинкт Церкви был, тем не менее, абсолютно верным. Здесь и коренятся причины драмы средневекового гибеллинства, великих рыцарских орденов и, в частности, Ордена тамплиеров.

  1. “Смерть Артура”, 11.2.
  2. Там же, 13.7.
  3. Для компетентного читателя ясно, что факт появления видения в полночь, как он дан в этом тексте, имеет эзотерический смысл (“полуночное солнце”).
  4. Данте. “Божественная комедия”. Рай. 30.
  5. Там же, 13.4-6.
  6. Там же, 17.15.
  7. В некоторых рукописных вариантах этого текста камень был найден Персевалем, в то время как в других – это сам Персеваль; интересная идентификация, в самом деле.
  8. См. Р.Генон. “Царь мира”, гл. 5. Это может напомнить арабскую сагу, касающуюся Черного камня Каабы, данного Гавриилом Адаму; этот камень, который был снова взят на небо после потопа, позже был возвращен на землю Гавриилом, поскольку должен был стать краеугольным камнем исламской традиции. После изначального греха этот белый сияющий камень стал черным. Относительно этой интерпретации следует отметить, что, с другой стороны, черный цвет символизирует все скрытое, неманифестированное, – что соответствует Верховному Центру в течение угасания любой традиционной цивилизации.
  9. Здесь возможна связь между числом таких попыток и тремя каплями крови, падающими с острия копья.
  10. Здесь возможна связь между числом таких попыток и тремя каплями крови, падающими с острия копья.
  11. Если принять интерпретацию, согласно которой эти переживания относятся к области сексуальной магии, то “кровь, смешанная с неугасимо горящим ядом”, будет очень подходящей метафорой для описания состояния постоянного мучительного желания; человек, получивший такую “рану”, ни в чем не может найти удовлетворения.
  12. См. мою работу “Восстание против современного мира”, 201-2.
  13. В этом отношении можно сказать, что рыцари Грааля “живут в опасности”.
  14. В английской версии “Мерлина” некоторые рыцари Круглого Стола становятся свидетелями процессии Грааля, сопровождаемой голосом свыше: “Слава, честь, власть и вечная радость разрушителям смерти”.
  15. Грааль имеет ту же силу, что и “царский камень” кельтской традиции Туата, так как он указывает на того, кто должен принять на себя царские полномочия в стране, лишенной правителя.
  16. “Восстание против современного мира”, часть 2.
  17. J.L. Weston, “From Ritual to Romance”.- Cambrige, 1920.