Среди всех близнечных мифов наиболее широко известным, можно даже сказать, на уровне “массового сознания”, является древнегреческий миф о Диоскурах, божественных братьях-близнецах Касторе и Поллуксе. Он дал название и соответствующему знаку Зодиака, две самые яркие и хорошо видимые на ночном небе звезды которого названы в честь братьев (ά Близнецов – Поллукс, β – Кастор). Греческий миф в своих различных вариантах содержит все основные символы, характерные для этого типа индоевропейских мифов. Так, близнецы представлены мужчинами; в одном из вариантов мифа их идеальная парность, или “симметрия”, нарушается за счет того факта, что отцом одного является Зевс (соединившийся с их матерью Ледой в образе лебедя), а второго- “земной” муж Леды, спартанский царь Тиндарей. Другой вариант мифа повествует о рождении обоих Диоскуров из яйца, снесенного Ледой; на этот вариант сюжета указывают многие древнегреческие изображения божественных братьев, головные уборы которых напоминают две половинки яйца (что отмечал еще Рене Генон). Помимо всего прочего, это должно означать связь двух областей мироздания (Неба и Земли), поскольку именно они соответствуют двум половинкам “Мирового яйца”, символически представленного в мифе о Леде и Зевсе-лебеде’.¹
 В первом варианте мифа Поллукс (или Полидевк) получает от отца-Зевса бессмертие, в то время как его брат Кастор является смертным, и лишь после своей гибели, благодаря “ходатайству” Полидевка, становится “наполовину” бессмертным. Последнее обстоятельство указывает на важный в символическом отношении факт “близости” Диоскуров людям. Этот символизм “близости” является общим для всех индоевропейских мифов, подобных греческому, о чем более подробно пойдет речь ниже; здесь же я хочу отметить еще один символически важный аспект мифа: связь Диоскуров с образом коня. Кастор был искуснейшим наездником, укротителем диких жеребцов и возничим колесницы, в которой часто разъезжал вместе с братом. Данный момент более всего роднит древнегреческий миф с иной традицией, а именно – индоарийской.
 В древней Индии само название божественных близнецов – Ашвины – происходит от корня ашва (asva), означающего “конь”. Согласно мифу, их отец Вивасват и мать Саранью соединились, приняв лошадиный облик, и от этого союза родились боги-близнецы. Дословно ашвины означает “рожденные от коня”; корень ашва присутствует, также, в ряде других символически важных образов древнейшей индийской мифологии и обрядности. Это и ашваттха (Мировое Древо или Древо Жизни), и ашваюпа (жертвенный столб, к которому привязывали коня перед жертвоприношением), и ашвамедха (один из самых важных ритуалов древних индоариев: жертвоприношение коня).
 Относительно отца Ашвинов, Вивасвата, говорится, что сам он был рожден “без рук и без ног, круглым и гладким со всех сторон”. Тело новорожденного было подобно яйцу, на что указывает и второе имя Вивасвата, упомянутое в Махабхарате, – Мартанда. Слово мартанда означает “яйцеобразный”, “рожденный из яйца”; таким образом, здесь, как и в мифе о Диоскурах, мы вновь встречаемся с образом Мирового яйца (как Изначального Состояния) в его связи с Близнецами. Более того, как и в древнегреческом мифе, один из Ашвинов был непосредственно связан с лошадьми, в то время как второй – с быками. Это вновь указывает на “асимметрию” Близнецов, соответствующую асимметрии двух половинок Мирового яйца. Характер этой асимметрии можно прояснить, указав на то, что верхняя половина Яйца обычно изображалась золотой (что символически соответствует Солнцу и коню), а нижняя – серебряной (что соответствует Луне и быку-тельцу)².
 Асимметрия Близнецов проявляется и в древнейших текстах Ригведы:

“Две птицы, соединенные вместе друзья, льнут к одному и тому же древу. Одна из них ест сладкий плод, другая же смотрит, не прикасаясь к плоду.. .На вершине этого древа, говорят, есть сладкий плод, и к нему не стремится тот, кто не знает Прародителя”. (РВ, I, 164, 20-22)

 Две птицы, как образ близнецов, – достаточно ясный символ. Более интересна соотнесенность этого образа с Мировым Древом. Связь Ашвинов с символом Мирового Древа (ашваттха) уже отмечалась выше; об этом прямо свидетельствует и другой стих Ригведы:

“Что это за древо, посреди океана, которое обхватил сын Тугры, дабы удержаться, как за оперение летящей птицы?! Вы, Ашвины, вытащили его к вашей вещей славе”. (РВ, I, 182, 7)

 Что же касается образа “птицы” как такового в первом из приведенных стихов Ригведы (обертоном присутствующем и во втором фрагменте), то в данном символическом контексте он соответствует (в определенных аспектах) образу коня, что будет показано ниже.
 Следует отметить и соотнесенность с Мировым Древом женщины (женского архетипа). Это станет ясным из следующего стиха Ригведы:

“С четырьмя туго заплетенными косами, юная, великолепно украшенная, с лицом умащенным жиром, она облекается в жертвоприношения. На нее уселись две птицы, обладающие оплодотворяющей силой. Боги же приняли там от людей свою долю жертвоприношений”. (РВ, X, 114,3)

 Здесь образ женщины символически отождествляется с образом Древа из первого цитированного фрагмента Ригведы. Таким образом, в совокупности с приведенными выше мифологическими сюжетами, данные фрагменты Ригведы указывают на следующие связанные друг с другом и с Близнецами фундаментальные символы:
 Мировое Древо – конь – птица – Мировое яйцо.
 Ниже мы по возможности подробно рассмотрим суть и смысл этих символических связей. Теперь же остается отметить, что указанная архетипическая структура проявляется во всех индоевропейских мифах о Близнецах – иранских, древнеримских³ , скандинавских, германских, славянских и т.д. Более того, во всех мифах Близнецы несут практически одинаковую функцию помощи людям в путешествиях, невзгодах и болезнях, иными словами, – функцию “близкого бога”, небесного покровителя, наиболее доступного человеку “агента Неба”, связующего в то же самое время Небо с Землею. Даже в христианской мифологии возникают подобные образы – это “коневоды” Флор и Лавр, “заменившие” собою Близнецов.
 Иногда персонажи мифа отождествляются с легендарными царями. Так, германская легенда повествует о двух братьях-царях, Хенгисте и Хорее⁴ , возглав- лявших вторжение саксов на Британские острова. Ненний и Беда Достопочтенный относят это событие к V веку христианской эры, однако, в любом случае, оно является “легендарным”, поскольку полагает начало “англосаксонской” эпохи Британии и лежит на границе мифа и истории.

*  * *

 На связь Близнецов с символом Мирового яйца указывает и соответствующий знак Зодиака (♓)⁵ , где две “половины Яйца”, две мировые полусферы (причем развернутые в разные стороны, что отражает удаленность эпохи, в какую возник этот символ, от Изначального Состояния) соединены “дорогой” или двумя “каналами”. Общая идея такого соединения прозрачна: это связь двух полусфер, Неба и Земли, то есть связь различных областей Универсального существования (“планов бытия”). Эта идея находит воплощение и в двух других фундаментальных символах: Мировой Оси (Axis Mundi) и Мировом Древе (или Древе Жизни). В древнеиндийской мифологии роль Мирового Древа играла смоковница ашваттха (дословно – “лошадиная стоянка”), в то время как жертвенный шест ашваюпа естественно соотносился с Axis Mundi.
 К этому стоит добавить и тот факт, что в ходе важнейшего ритуала ашва- медха (жертвоприношение коня) само жертвенное животное (всегда – жеребец белой масти) символически соотносилось с “тремя мирами” (трибхувана: Небо, Атмосфера и Земля) и, таким образом, опосредованно – с Мировым Древом. Передняя часть коня символизировала Небо и теджас (духовную энергию), средняя часть – Атмосферу и индрию⁶ (витальную и физическую силу), а задняя часть – Землю и пашу (“скот”, т. е. богатство). В момент умерщвления животного три жены царя произносили мантры, относящиеся к соответствующим “трем мирам”. Весь обряд проходил под руководством главного брамина, которому помагали до тридцати других браминов (что отражает то значение, какое придавали ашвамедхе индоарии)⁷.
 Сам ритуал ашвамедхи заключался в том, что жеребец отпускался на волю, и скакал, куда хотел. Ровно через год (то есть по прошествии годового цикла) его ловили и приносили в жертву. Все те земли, которые оказались на его пути, царь, совершавший ашвамедху, объявлял своими и автоматически включал в свои владения, подчиняя, если нужно силой, населявшие их племена. Обряд жертвоприношения, в котором участвовали три жены царя, должен был включить “новые земли” в ту сакральную парадигму традиционного общества, которая являлась символическим аналогом “космического порядка” Вселенной. Так, три части, на которые разделялся мертвый конь, соответствовали “трем мирам” космического бытия.
 Кульминацией обряда являлось символическое совокупление главной жены царя с мертвым конем. Здесь актуализировалась уже отмеченная выше связь “конь – Мировое Древо – женщина”. Современные исследователи древнеиндийской мифологии и ритуала пишут об этом довольно туманно, видимо не совсем ясно понимая смысл последнего “акта” ашвамедхи. Между тем, этот смысл довольно прозрачен: он заключается в определенной “эквивалентности” символов женщины и коня, прежде всего, в “энергетическом” аспекте. И тот, и другой образ указывают на различные модальности актуализированной силы, свободно проявляющейся в пространстве, и подробнее это будет рассмотрено чуть ниже. Теперь же стоит упомянуть – по крайней мере для полноты изложения – о той символической роли, какую играла передняя часть коня, а попросту говоря, его голова, в обрядах различных индоевропейских народов.
 Конская голова всегда соответствовала “Небу”, “верху” и крыше дома. Известное выражение “конёк крыши” указывает на эту роль. Обычай выставлять на крыше дома “конек” (то есть символическую конскую голову) характерен для народного быта славян, прибалтов и немцев. Любопытно, что у последних это украшение еще в XIX веке носило название Хенгест или Хоре, что совпадает с именами двух легендарных братьев-царей саксов, упомянутых выше. В данной связи можно отметить и древнеримский обряд Equus October (что дословно означает “октябрьский жеребец”), суть которого сводилась к ритуальным играм вокруг головы коня; эту голову две команды, представлявшие “дом царя” и “дом царицы”, стремились затащить на свою “территорию”. Ряд исследователей справедливо соотносят латинское название коня Equus с именем кельтской богини Еропа (Эпона, “лошадиная богиня” или “богиня на лошади”), а также с греческим словом ιππο (иппо), также означающим “конь, лошадь”⁸. Здесь открывается возможность проследить взаимосвязь самых разных мифологических сюжетов, однако это, очевидно, выходит далеко за рамки данной работы.
 Еще более прямое отождествление символов коня и Мирового Древа имеет место в скандинавской мифологии. Здесь роль Древа играет “Мировой Ясень” Иггдрасиль(Iggdrasil), что дословно означает “конь Одина” (Igg – “ужасающий” – одно из имен бога Одина; drasil – “конь”). В “Эдде” фигурируют и другие кони, служащие своего рода “транспортом” для богов (асов):

“Те кони носят асов на суд, что вершится под сенью ясеня Иггдрасиль”.

 Здесь, таким образом, кони актуализируют связь между различными уровнями бытия (и различными сегментами Мирового Древа), и в этом смысле они уподобляются птицам, взмывающим с земли на вершину Древа и возвращающимся обратно (в данном контексте можно вспомнить и о “крылатом коне”). Связь образов коня и птицы (о чем шла речь выше) становится достаточно ясной: оба этих символа соответствуют “энергетическим агентам”, актуализирующим различные модальности связи: вертикальную, между основанием Древа и его вершиной; горизонтальную, между отдельными ветвями и т.д. Между прочим, в данном контексте наполняется смыслом и образ русской сказки, в которой Иванушка-дурачок пасет коня в ветвях дерева. Этот, возможно неожиданный и кажущийся нелепым, образ, по-видимому, восходит к столь отдаленным от нас временам, что ни обычные читатели сказки, ни специалисты по мифологии и фолклору, не могут себе это даже представить⁹.

* * *

 Возвращаясь к связи образов женщины и коня, необходимо, прежде всего, отметить то уже упоминавшееся обстоятельство, что они оба символизируют силу в динамическом аспекте, отличном от статического в том же смысле, в каком кинетическая энергия отличается от энергии потенциальной. Последний обычно представлен образом мужчины, чаще всего – царя, поскольку этот статический аспект силы означает в первую очередь власть и могущество, которые могут актуально проявляться в различных своих модальностях. Сила, сосредоточенная в самой себе в состоянии покоя и равновесия, пребывает в непроявленном; это и есть самая суть могущества и власти в глубинном метафизическом измерении этих понятий. В этом своем состоянии сила связана с проявленным бытием только в одном аспекте: она всего лишь присутствует, но не проявляется в пространстве. Она центрирована, сосредоточена в центре, и поэтому символическая фигура мужчины-царя и есть образ этого центра, а точнее – совокупности центров, относящихся к различным уровням бытия (откуда возникает образ вертикали, фаллический символ и, в конечном итоге, символ Мировой Оси, Axis Mundi).
 В момент проявления сила с необходимостью теряет это свое качество “центрированности”, поскольку любое проявление означает потерю внутреннего равновесия. В процессе проявления центр как бы “забывается”, и актуализированная сила соотносится уже не прямо с центром, а с различными модальностями проявления, и, прежде всего, – с пространством как самой его возможностью. Актуализированная сила, так сказать, “поглощает” пространство, заполняя его собой.
 В различных эзотерических учениях, восходящих к изначальной традиции, эта “заполняющая” способность представлена двумя основными символами: женщиной и конем, которые относятся к различным модальностям актуализированной силы. Женщина представляет собой, прежде всего, ее субстанциальный аспект, а конь – собственно динамический. Иными словами, женщина символизирует ту “субстанцию”, которая заполняет собой все “пространства” проявленных модальностей бытия, а конь – сам динамический принцип заполнения. В данной связи становится ясным, почему и как женщина отождествляется с Древом Жизни: она и есть сама жизнь (древнееврейское EVE – Ева – и означает жизнь). Конь же является принципом жизненной экспансии: конь “покрывает” пространство, “захватывая” для жизни все новые и новые области. Поэтому с Древом Жизни (Мировым Древом) непосредственно связывается мертвый конь, символизирующий динамический принцип, вернувшийся к своей субстанциальной основе. В этом же смысле надо понимать и древнеиндийское название Древа Жизни ашваттха, то есть именно как “лошадиную стоянку”, “место”, соответствующее “покоющемуся” динамическому принципу, возвращающемуся к чистой субстанциальности.
 С учетом вышесказанного, я надеюсь, становиться возможным достаточно адекватно понять суть ритуала ашвамедхи, вызывающего столь явное замешательство у современных исследователей. Белый жеребец “захватывает” новое пространство для царства в течение года. Затем энергия должна быть возвращена к своей субстанциальной основе. Это и происходит в момент символического соединения первой жены царя с мертвым конем: актуализированная сила как бы “втягивается” в пространство всего царства, включающего теперь и новые области. Эти новые области посредством отождествления мертвого коня с Мировым Древом вписываются в ту же традиционную парадигму, что и все прежнее пространство царства, соотнесенное с космическим принципом “трех миров”. Отныне жена царя (то есть символическая “жизнь” его царства) становится “царицей” и новых областей, власть над которыми обретает сакральную основу. Стоит подчеркнуть еще раз, что эта сакральная основа определяется, прежде всего, традиционной парадигмой, согласно которой традиционное общество является отражением космического порядка вещей. С этой точки зрения все описанные “духовно-магические” ритуалы, сколь бы странными они не казались современному профаническому сознанию, имеют ясно выраженный онтологический и метафизический смысл, недоступный более человеку именно вследствие отхода современного общества от традиционных парадигм и, как следствие этого, отчуждения человечества от космического бытия.
 Остается отметить еще один – на этот раз последний – момент, связанный с символом коня. Являясь динамическим принципом “развертывания” актуализированной силы, конь, в то же время, служит и “транспортным средством”, причем не только и не столько в пространстве физическом, сколько в “пространствах” тонкого мира, где этот “транспорт” используется для связи различных уровней бытия (“эти кони носят асов на суд, что вершится под сенью ясеня Иггдрасиль”). В своем чисто энергетическом аспекте символ коня отражает свойства высвобожденной и ничем не связанной силы¹⁰. В аспекте же “транспортного средства” конь подчиняется своему всаднику, кем бы он ни был, и становится дополнительным фактором его силы. В этой связи уместно вспомнить универсальную эсхатологическую фигуру – всадника на белом коне. В индуистской традиции – это Калки, десятый аватар Вишну, “спускающийся” на землю перед началом новой Манватары. В христианстве – это “белый всадник” Апокалипсиса, иногда отождествляемый с Иисусом Христом, приходящий возглавить духовное воинство в момент “последней битвы” с антихристом и зверем. Символический смысл “белого коня” здесь вполне ясен: это определенный аспект Примордиальной Силы, актуализированной в данном случае для “конечной битвы” с силами зла и служащей тому, кто приходит “в силе”, как “Царь мира”, восстанавливающий Мировую Ось и возвращающий утраченную в ходе циклической деградации человечества связь Земли и Неба.

* * *

 Возвращаясь после столь пространного отступления в область онтологии и сязанной с ней традиционной символики к непосредственной теме данной работы, то есть к Близнецам, мы можем теперь достаточно ясно представить себе их роль в “космическом метаболизме”, заключающуюся в актуализации связи Земли и Неба, человечества и “мира горнего”. Эта роль, в частности, предполагает реальную помощь человеку в критических ситуациях, что засвидетельствовано во всех индоевропейских мифах о божественных братьях. Символ коня, который здесь неизбежно присутствует, говорит как об определенных аспектах силы Близнецов, так и об их способности осуществлять эффективную связь между различными уровнями бытия.
 В мифах, легендах и народных поверьях Близнецы оказывают помощь людям в болезнях, путешествиях и невзгодах, что часто находит отражение в именах божественных братьев (так, имена Ашвинов – Насатья и Дасра – дословно означают “Дружественный” и “Помогающий”). В древности к их покровительству всегда обращались путешественники, а их функция “целителей” служила основой популярности близнечного культа. Это зафиксировали многочисленные народные сказания и легенды. Любопытно, что еще в начале прошлого века в литовских деревнях бытовало поверье, что близнецы на коне обладают необычайной целебной силой; считалось, что достаточно лишь взглянуть на братьев-двойняшек, скачущих на одной лошади, чтобы избавиться от самых тяжелых болезней.
 Наконец, Близнецы – это “близкие” боги. Интересно отметить, что русское слово “близнец” точно отражает этот символический факт¹¹. Мотив “близости” звучит здесь вполне определенно, в то время как соответствующее слово в романо-германских языках (лат. gemini, франц. jumeau, англ, twins) дословно надо переводить русским “двойня”, “двойняшки”, что не содержит никакого намека на упомянутую “близость”.
 С учетом всего вышесказанного, читатель, как я надеюсь, хорошо поймет, что в символическом плане означает “разрушение близнецов”, тема, столь ясно прозвучавшая в сентябре минувшего года. Здесь не место комментировать этот “знак времени” и, тем более, делать “конкретные прогнозы”, которые, как справедливо заметил Рене Генон, всегда ложны. И хотя этот “знак” относится прежде всего к американским Соединенным Штатам, он, возможно, в несколько ином временном масштабе, имеет отношение и ко всей современной “цивилизации”, окончательно утратившей связь с высшими уровнями бытия.

1. Эта мифологическая коллизия имеет отношение к Изначальному Состоянию (“Мировое яйцо”) как в его временном аспекте (начало Манватары), так и в аспекте пространственном (земля Гипербореи как центр изначальной традиции), что неоднократно отмечали Р. Генон и Ю. Эвола. В этой связи обычно рассматривается и символ лебедя – как “гиперборейской” и “полярной” птицы; здесь можно вспомнить лебедя Аполлона в ином древнегреческом мифе, лебедя Лоэнгрина в легендах цикла Грааля и т. п.
2. Ср. с Чхандогья Упанишадом (III, 19, 1-2): “Он превратился в яйцо… Оно раскололось. Из двух половин скорлупы яйца одна была серебряной, другая – золотой. Серебряная половина – это земля, золотая — небо”.
3. Можно указать на весьма обычное в древнем Риме изображение близнецов Рому- ла и Рема под Мировым Древом, роль которого здесь играет фиговое дерево Ruminalis Ficus.
4. Нельзя не отметить сходство имени Horsa с английским horse – лошадь.
5. На этот момент внимание автора обратил Е. Тертычный.
6. Древнейшее значение слова indriya – “способность действовать” или “оказывать воздействие”, а также “то, на что оказывается воздействие”. От этого произошло и более позднее индрия как “орган чувств”.
7. Богатый фактический материал, касающийся данного ритуала в связи символикой коня, Мирового Древа и Близнецов, содержится в работах Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова и Д. Уарда. См., например, Вяч. Вс. Иванов. “Опыт истолкования древнеиндийских мифологических терминов, образованных от asva- конь”. – Проблемы истории языков и культуры народов Индии. М., 1974, с. 83; D.Ward. The blockquoteine Twins. – University of California, 1968.
8. В. Иванов выстраивает ряд языково-фонетических соответствий asv – Eq – Ер – ιππ, восходящих к единому индоевропейскому корню, по-видимому, соответствующему корню изначального языка. См. Вяч. Вс. Иванов, указ, соч., с. ЮЗ.
9. В. Н. Топоров справедливо полагает, что в образе Иванушки-дурачка “зашифрован” архетип жреца, а источник сказочного сюжета восходит ко временам правления жреческой касты (см. В. В. Иванов. Указ. соч.). Здесь можно пойти еще дальше и, вспомнив, что Иванушка-дурачок часто превращается в Ивана-царе- вича, связать данный сюжет с гиперборейским архетипом царя-первосвященника, воплощавшим в себе единство мирской и духовной власти
10. В этом смысле часто используется образ “необъезженного жеребца”. Интересно отметить и символ “бешеного коня”, относящийся к свободному проявлению низших стихиальных сил (он встречается, к примеру, в романах граалевского цикла).
11. Согласно В. И. Далю, близнец = близня (от слова “близкий”; в той же “ячейке” словаря находится, например, слово “близняк” – сосед). См. Толковый словарь живого великорусского языка. – М., 1978 т.1, с. 97.