Сатьям Упахар “Метафизика cвастики”

 В последние годы, прежде всего в России и странах СНГ, вышло немало работ, посвященных символике свастики. Это и понятно: долгое время свастика была “под запретом”, поскольку прямо ассоциировалась с фашизмом, или, более точно, – с германским нацизмом. И хотя эта связь не имела под собой никаких оснований, кроме совершенно произвольных “оккультных вкусов” нацистских идеологов, а также полного отсутствия какой-либо осведомленности о сути фундаментальных символов оппонировавших им историков (прежде всего советских), потребовалось некоторое время и определенная работа для того, чтобы этот символ был, так сказать, реабилитирован. Сегодня то обстоятельство, что свастика является не только одним из древнейших общечеловеческих сакральных символов, но и символом, по выражению Р. Генона “вселенским”, относящимся к мирозданию в целом, является уже практически общим местом.
 Тем не менее, ответ на простой и прямой вопрос: что символизирует свастика? отсутствует. Обилие эмпирического материала, собранного в трудах историков и этнографов, лишь подтверждает универсальность данного символа, его сакральную значимость. В то же время, все попытки его интерпретации на эмпирическом уровне выглядят слабыми и неубедительными. Исследователи видели в свастике символ солнца, света, молнии, огня; были попытки интерпретировать ее как символ Бога-Правителя Вселенной, либо же более “частных” богов. В XX веке всеобщее распространение получило весьма туманное объяснение свастики как “солярного символа”. Если простую констатацию определенной и весьма неоднозначной связи свастики с символизмом солнца и звездного неба можно считать объяснением, то на этом стоит поставить точку, во всяком случае, для тех, кого такое “объяснение” устраивает. Если же идти глубже в поисках подлинного онтологического смысла символа, то придется признать такое “объяснение” полностью несостоятельным.
 Действительно, смысл данного “вселенского символа” должен быть вполне ясным, “однозначным” и универсальным. Тот факт, что этот смысл во всей своей полноте может быть раскрыт лишь инициатически, в высших состояниях сознания, вовсе не означает, что на уровне “обычного интеллекта” о нем можно говорить туманные несуразности. Здесь, как обычно в таких случаях, следует ясно отдавать себе отчет в соотношении высших состояний сознания с интеллектом или, более общо, – в соотношении эзотерического и экзотерического знания. Первое есть знание инициатическое, и его, так сказать, “объем” намного превышает обычные возможности интеллектуального восприятия человека. Второе есть знание в обычном и общепринятом смысле этого слова; но это не означает, что оно полностью лишено сакрального содержания и определенной объективности или адекватности. Напротив, экзотерическое знание в нормальной ситуации связано со знанием эзотерическим, представляя собой его “проекцию” на уровень человеческого интеллекта. Особую значимость данная связь приобретает в случае универсальных символов, которые, как известно, не только обозначают свою сакральную суть на всех уровнях бытия, но и указывают путь к своему сущностному пониманию. В противном случае, очевидно, все попытки интерпретации сакральной символики были бы лишены всякого смысла и значения; это, кстати говоря, и можно сказать о чисто эмпирическом “исследовательском” подходе к фундаментальному символизму. Его представители могут лишь принимать или отвергать ту или иную “гипотезу” или интерпретацию, однако знание более высокого и определенного характера, в силу вышеуказанных причин, остается для них закрытым. В этом не было бы особой проблемы, если бы, в виду своей полной эзотерической некомпетентности, многочисленные исследователи не профанировали бы саму суть сакрального и не загромождали бы путь к подлинному пониманию для тех немногих, кто к нему хоть сколько-нибудь готов и кто в нем действительно нуждается.

* * *

 Из числа эзотерически компетентных авторов о свастике писал Рене Генон. Оставляя в стороне общий смысл этого символа, Генон делал акцент на его полярной природе. Действительно, почти очевидным является отношение свастики к символике полюса, который явлен в самой архитектонике символа центром, точкой пересечения четырех “лучей”. Этот полюс или центр в его абсолютном смысле следует понимать как “космический полюс” в соответствии с общими положениями универсального символизма, что и подчеркивал Генон1 . В то же время, как известно, полюс или центр может быть обозначен на любом уровне бытия, в любом масштабе универсального существования. Так, в масштабах солнечной системы таким полюсом является Солнце, вокруг которого вращаются все планеты; в масштабах нашей Галактики (Млечного пути) полюсом является ее центр, вокруг которого “закручиваются” ее спиральные ветви. Очевидно, по аналогии можно говорить и о полюсе Вселенной, хотя подобное представление (в отличие, скажем, от солнечной системы) будет лишено какого-либо чувственного содержания.
 Таким образом, естественно возникает символ “цепи миров”, каждый из которых имеет свой полюс (центр); каждый из этих миров принадлежит определенному масштабу существования и, одновременно, определенному спектру “плотности субстанции”. Эта “цепь миров” и символизм центра, неизбежно ей сопутствующий, достаточно полно описаны в работах Генона. В связи же с темой нашей работы уместно будет обратить внимание на тот факт, что как “полярный символ” свастика, действительно, может быть соотнесена со всеми частными и относительными полюсами нашего космоса и, таким образом, символизировать и солнце, и звездное небо, вращающееся вокруг Полярной звезды. Все эти “смыслы” свастики являются, впрочем, также частными и относительными, связанными с ее полярным значением. Более того, во всем этом нет ничего специфически определенного, поскольку хорошо известно, что все относительные частные центры связаны между собой общей принадлежностью к иному “вселенскому символу”, а именно Мировой Оси (Axis Mundi), которая, с другой стороны, пронизывая “цепь миров”, и представляет собою совокупность частных центров-полюсов. Здесь, таким образом, мы не сможем найти ответ на интересующий нас вопрос: что символизирует свастика? Очевидно, стоит обратить внимание на некоторые иные моменты, связанные с данным символом, и, прежде всего, на его внутреннюю структуру.
 Вряд ли стоит говорить о том, что именно эта “онтологическая структура” свастики и определяет ее “смысл”. Под структурой здесь понимается способ соотношения элементов символа с его центром, что, очевидно, некоторым образом связано с аналогичным отношением проявленного бытия к его Полюсу, который, являясь его Истоком, одновременно выходит за пределы мира проявления. В этом смысле свастика “описывает” тотальную структуру Сущего и, более того, процесс становления или “развертки” этой структуры. Суть и смысл данного процесса есть переход от Небытия к Проявлению через тот Космический Полюс, который символически обозначен центром свастики. Иными словами, это суть переход от Пралайи к Манватаре, вселенская “развертка” проявленного бытия в пространстве и во времени. Любопытно, что во всей известной нам литературе лишь один автор ясно и определенно констатирует данный факт. Речь идет о Владимире Шмакове, который в своей “Пневматологии” пишет:
 “В эзотеризме, равно как и в религиозно-мистической литературе и памятниках, мы встречаем особый специфический символ, выражающий доктрину. . .реализации потенциальной космической синархии и перехода Реальности от Нирваны к Манватаре… Это есть так называемый символ свастики. Достоинство этого символа необычайно велико, как по заключенному в нем эзотерическому смыслу, так и по его экзотерической истории. Это бесспорно древнейший символ мировой истории, равно распространенный у всех культурных народов и во все времена”2
 Далее Шмаков ссылается на доступные в его время (1920 г.) историко-археологические материалы (прежде всего, на известную работу А. Фон Фрикена), которыми сегодня мы располагаем в значительно большем объеме3. Действительно, как уже отмечалось выше, они свидетельствуют о древнейшем и универсальном происхождении свастики. Этот символ встречается во всех традиционных культурах4 , вплоть до религий авраамического цикла (христианство и ислам). Любопытно, однако, отметить, что аутентичное название символа сохранилось лишь в культуре индуизма, откуда слово свастика перекочевало в большинство современных языков. Этот факт сам по себе является довольно значимым; не останавливаясь здесь на нем подробно, рассмотрим теперь значение самого слова “свастика” (svastika), поскольку, имея корни в древней индоарийской традиции, оно, так или иначе, должно намекать на свою сакральную суть.
 Санскритское “свастика” (су-астика) образовано из двух корней (су – хороший, благой, благодатный и аст – то, что существует, то, что есть) и обычно переводится как “хорошее существование”. Отсюда – современное использование индусами свастики как пожелания благоприятного существования, удачных дел и т.п. (примерным словесным эквивалентом чего является русское “всего наилучшего”). Однако тут уместно задаться вопросом, что означает “хорошее существование” или “благодатное существование” с метафизической точки зрения?
 Очевидно, речь идет о причастности “благу” или “благодати” некоторого высшего космического порядка. По сути символа эта “благодать” связана с Центром-полюсом и истоком бытия, который и обозначен центром свастики. Из этого Истока благодатная энергия изливается на частные регионы бытия; этот Полюс-исток суть источник Божественной энергии, онтологически “чистой” в своей основе, еще не подверженной тем негативным энтропийным тенденциям, которые неизбежно включаются на относительно более низких уровнях существования. Показывая своими закрученными – по мере удаления от центра – лучами “круговорот существования”, свастика намекает на его изначальную причастность самому Истоку, полюсу, вокруг которого и происходит это “круговращение”. А таковая причастность онтологически и означает “благо- датность”, “благое бытие”. Стоит еще раз подчеркнуть, что если мы уж действительно ищем сакральную суть символа, то и все, что с ним связано, необходимо воспринимать в соответствующей модальности, не “занижая” и не профанируя смысл слов, даже если они и воспринимаются уже как исключительно “привычные формы” общественной жизни.

* * *

 Важно обратить внимание на тот факт, что древнейшим способом начертания свастики является не столь полюбившийся фашистам “крючковой крест” (Hakenkreuz – “прямоугольная” свастика), а скругленный, плавный переход от начала каждого луча свастики к его концу5. В совокупности возникает явственный образ спирали, спиралеобразного движения, происходящего вокруг центра (полюса), где пересекаются все четыре луча, движения, вовлекающего в свою орбиту все Сущее – весь ансамбль проявленного бытия. Важно отметить, что, пересекаясь под прямым углом в точке полюса, лучи свастики загибаются по мере удаления от центра и приближения к периферии; последняя представляет собою цикл “мирового круговращения”, для которого связь с центром ослабевает до предела. Символизм соотношения центра и периферии детально описан в упомянутых работах Генона, поэтому мы не будем останавливаться на этом подробно. Следует лишь отметить, что свастика явным образом указывает на вращательный характер движения периферии, на цикл “вечного возвращения”. Это остается справедливым и для “прямоугольной” свастики или “гаммадиона”. Здесь загнутые под прямым углом концы являются касательными к окружности, построенной вокруг прямого креста с центром в полюсе. Все это снова приводит к идее вращения, – а именно, вращения вокруг полюса, – в ходе которого возникает образ спирали, как бы раскручивающейся от центра к периферии.
 В целях наглядности можно представить себе прямоугольный равноконечный крест, сделанный из бумаги (или другого мягкого материала), который начинают вращать вокруг его центра в воздухе. По мере увеличения скорости вращения, концы креста постепенно загибаются в сторону, противоположную вращению, формируя, таким образом, фигуру свастики. На основе этого примера, по аналогии, можно в некоторой степени понять структуру универсального движения, заложенного в свастике: это суть некоторое спирально-вращательное движение вокруг центра с постепенным формированием физической структуры вращающегося целого. Данный пример помогает, также, понять и тот факт, что “левосторонняя” свастика (т. е. свастика, у которой лучи загнуты против часовой стрелки, и верхний луч – налево) описывает вращательное движение по часовой стрелке, а “правосторонняя” – против часовой стрелки. Об этом стоит упомянуть ввиду существующих многочисленных недоразумений.6
 Иными словами, мы приходим к картине, которую лишь фрагментарно, смутно и с большим трудом начинает осознавать современная наука: картине универсального спиралеобразного вращения. Спиральные волны, возникающие в химических реакциях, спиральная структура раковин, вихри циклонов и антициклонов в атмосфере Земли, спирали далеких галактик, – все это проявления таинственного фундаментального движения, “первичного вихря”, лежащего, согласно многим традиционным учениям в основе проявленного бытия.7 Более того, это фундаментальное движение, этот “первичный вихрь” и формирует структуру существования, физический облик проявленного мира. Его зримым символом, знакомым всем древним традициям, является годовой цикл вращения созвездия Большой Медведицы вокруг Полярной звезды: четыре последовательных сезонных положения созвездия (весна – лето – осень – зима) в точности образуют свастику.

а)
б)
в)
Рис. 1
а)Спиральные волны (ревербераторы) в химических реакциях;
б)Cпиральная галактика NGC 5457 (“Цевочное колесо”);
в)Годовое вращение созвездия Большой Медведицы.

 В силу принципа аналогии, очевидно, можно говорить о том, что “первичному вихрю” подобен любой частный процесс генезиса новых сущностей и структур. Его пространственно-временная “развертка” осуществляется теми же механизмами, а связь с относительным центром обеспечивает то онтологическое качество “блага”, которое символически выражает свастика. Однако стоит помнить о том, что в тотальности Целого все относительные и частные “вихри” сопрягаются друг с другом; более того, они взаимодействуют с “вихрями” иного порядка целостности в различных субстанциальных и временных модальностях. В результате и возникает та “ткань бытия”, которая, будучи доступна чувственному восприятию человека, формирует для него картину проявления, физическую вселенную. Образ ткани здесь символически точен; именно его использовали древние традиционные учения в своих онтологических концепциях.

* * *

 Метафизика свастики определяется внутренней структурой символа. Однако, в отличие от статических символов (таких как “колеса со спицами”, мандала и т.п.), структура свастики должна восприниматься динамически, то есть, прежде всего, как указание на определенный тип движения. Вряд ли стоит здесь напоминать о том, что в онтологическом контексте “вселенского символа” тип движения означает не его физический вид, понятый на основе элементарной пространственной определенности, а его универсальную модальность. Иными словами, речь идет об онтологически различных модальностях изменения некоторого ансамбля состояний в рамках Универсального Существования, либо же всего ансамбля Сущего; а поскольку любое изменение связано со временем, речь идет и о различных модальностях времени.
 С тремя структурными элементами свастики (центр; лучи, загибающиеся от центра к периферии; сама периферия, обозначенная концами загнутых лучей) связаны и три типа движения:

  1. Движение центра, которое может быть только пульсацией, происходящей, в силу его полярной природы, в измерении, трансцендентном по отношении ко всем модальностям существования данной структуры;
  2. Движение от центра к периферии и обратно;
  3. Движение периферии, которое, само по себе, является вращательным, но для “наблюдателя”, удаленного от центра, может выглядеть как простое линейное перемещение в пространстве.

 При этом свастика как целое интегрирует все эти модальности движения, каждая из которых, как уже отмечалось, обладает своей онтологической спецификой.
 Чтобы лучше понять специфику, о которой здесь идет речь, можно воспользоваться простой аналогией. Представим себе крошечное живое существо (мошку или инфузорию), попавшее в водоворот, образованный, например, водою, вытекающей из ванной. За определенный небольшой промежуток времени, который, с другой стороны, может равняться целой жизни мошки, для нее существуют три возможности или три “судьбы”: 1) в самом центре водоворота мошка практически мгновенно исчезает в его воронке; 2) если мошка находится в промежуточной области между периферией и центром (воронкой), она начинает быстро двигаться к центру; 3) если она находится на периферии водоворота, мошка будет медленно вращаться вокруг его центра.
 Очевидно, эти три варианта “судьбы” мошки существенно отличаются друг от друга именно благодаря различию типов движения. Если бы мошка обладала сознанием, она бы ясно констатировала это различие, природа которого, впрочем, оставалось бы для нее совершенно непонятной. Поскольку же речь идет об аналогии, стоит помнить об относительном характере ее основных моментов. Так, в случае иного типа водоворота, образованного падающей на поверхность воды струей, можно получить иное движение: от центра к периферии и обратно (что иногда можно наблюдать в чашке с чаинками: некоторые чаинки постоянно двигаются между падающей струей и стенками чашки). Однако на основе этих аналогий может возникнуть вполне определенное интуитивное представление о трех типах движения, “зашифрованных” в свастике.
 Движение – это изменение, это процесс во времени. Любое движение происходит во времени и, таким образом, с ним связано. Эта связь отнюдь не тривиальна, и отношение движения-изменения к самой природе времени может быть не заметным на первый взгляд. Суть этой связи может стать несколько более понятной, если учесть, что речь идет не только о движении физических тел, но и о “внутренних” движениях (мысли, чувства и т. п.). Понятно, что эти последние обладает иным онтологическим статусом по сравнению с элементарным физическим движением. Этот статус или тип связан с иными пространственно-временными модальностями изменения; так, “движение мысли”, вполне очевидное и ощутимое для самого человека, не может быть определенно зафиксировано в пространстве физического плана (хотя, конечно, вполне реально “фиксируется” во внутреннем “пространстве” или в тонком мире).
 Интересно отметить, что в некоторых дошедших до нас древних языках было четко обозначено различие, о котором здесь идет речь. Так, в древнегреческом для движения-изменения существовало три понятия: генезис(γένεσις), метаболе(μεταβολή) и кинема(κίνεμα). Последний термин означал движение как простое перемещение в пространстве. Слово “метаболе” означало “перемена, изменение” в самом общем смысле. “Генезис” – “начало, исток”, а также “творение, рождение”. Еще Аристотель в своей “Метафизике” различал время-генезис и время-метаболе. Любопытно отметить, что последнее слово (μεταβολή) происходит от корня боле (βολή), означающего бросание, кидание, т.е. удаление от центра.8 Что же касается понятия кинема, то именно оно вошло “в плоть и кровь” современной цивилизации, став хорошо известным кинематографом, главным современным “искусством” – факт, и в самом деле, весьма символически значимый.9

* * *

 Для того чтобы теперь более ясно представить онтологический смысл свастики, вернемся к уже констатированной выше аналогии между проявленным Космосом и тканью (как куском полотна). Здесь вряд ли стоит напоминать о том, что существующая во многих языках синонимическая связь материи (как ткани) и материи (как субстанции физического мира) также имеет непосредственное отношение к данной аналогии, на которую опиралось большинство известных традиционных учений. Процесс космического Проявления в них символически соотносился с процессом прядения и ткачества, что имеет непосредственное отношение к свастике, которое мы теперь и рассмотрим.
 Хорошо известно, что изображение свастики достаточно часто встречается на различных древних предметах, относящихся к ткацкому ремеслу, – на прялках, пряслицах, веретенах и т.п. Это отнюдь не случайно; стоит напомнить о том, что в традиционных обществах все предметы человеческого обихода несли ту или иную символическую нагрузку, прямо указывая на реалии космического бытия.
 Действительно, веретено с намотанной на него нитью, его вращательное движение при наматывании или разматывании последней, – символ вполне ясный. Нить здесь соотносится с первосубстанцией, “первоматерией” в метафизическом смысле. Важно подчеркнуть, что эта “первоматерия” или “первая материя” (materia prima) средневековых схоластов (от которых и берет начало употребление данного термина), вовсе не является ни “материей” – а тем более веществом — в современном понимании, ни даже “тонкой материей” теософов и оккультистов. Термин “первоматерия” схоласты, как известно, заимствовали у Аристотеля: они переводили греческое υλή(иле) как materia prima. В свою очередь, Аристотель опирался на древнее традиционное значение слова иле, обозначая им пассивный принцип существования (дихотомичный по отношению к активному эйдос). Генон указывает на тот факт, что древний корень слова иле имеет отношение к вегетативному, растительному принципу.10 Этот принцип “прорастания”, характеризующий субстанциональный полюс проявления, с другой стороны, символически близок прядению и ткачеству; так, корни растения тянутся в земле, подобно новым нитям, “растущим” в холсте полотна.
 Греческое иле прямо соотносится с санскритским термином Пракриты, которым именуется первосубстанция в традиционных индоарийских учениях. Более того, первоматерия как пассивный, “женский” принцип проявления, возникающий в бинере с Пурушей – активным, “мужским” принципом, – чаще всего носит название Мулапракрити или Прадхана. Санскритское мула означает “корень”, и в этом смысле индийский термин сближается с греческим; с другой стороны, слово Прадхана первоначально значило “нить основы”, которая только в переплетении с перпендикулярной ей нитью утка в процессе ткачества и дает материю ткани. Эту последнюю уже можно символически соотнести с проявленной субстанцией, с materia secunda схоластов, “материей, отмеченной количеством”. Однако и materia secunda (или “низшая Пракрити”) еще не может быть “веществом” в физическом смысле этого понятия, а является, скорее, “тонкой материей”, которая, впрочем, способна сгущаться вплоть до вещественности физического плана.
 Возвращаясь теперь к веретену и его вращению, укажем еще ряд символически важных предметов, связанных с вращательным движением и со свастикой. Это – древнеиндийское приспособление для добывания огня арани (arani), о котором в данном контексте упоминал еще А. Фон Фрикен. Это, также, различные мутовки, изготовляемые в древности в форме креста или свастики. Последнее обстоятельство непосредственно ведет нас к символу пахтания (взбивания, перемешивания), которое и осуществляется посредством мутовки. Знаменитый индийский миф о пахтании богами океана прозрачно намекает на процесс создания проявленной Вселенной. Не имея здесь возможности остановиться на всех символически весьма значимых аспектах этого мифа, отметим лишь вышеуказанную связь, которая указывает на таинственный процесс перехода первосубстанции (materia prima) в проявленную форму (materia secunda). Тот же процесс выражается символом ткачества; однако развивать далее приведенные здесь аналогии вряд ли теперь имеет смысл, поскольку, помимо всего прочего, здесь мы вступаем в область подлинного эзотеризма.

Рис. 2

 Остается добавить, что в одной из своих древних форм символ свастики прямо указывает на вышеупомянутый процесс. Речь идет о той форме, где четырехлучевая спираль дополняется четырьмя точками (см. рис. 2 и рисунок в начале статьи); эти точки, в отличие от лучей спирали, очевидно, символизируют нечто непроявленное, однако как бы “присутствующее” в процессе проявления, -довольно прозрачный намек на Прадхану или materia prima. Интересно отметить, что совокупный символ нумерологически соответствует числу девять, так как в нем наличиствует 9 точек (четыре отдельные точки, четыре конца лучей свастики и центр). В этом аспекте свастика сближается с другим, хотя и не столь известным, символом универсальной динамики бытия, а именно – с аннеаграммой

  1. См. статьи Р. Генона “Буква G и свастика” и “Идея центра в древних традициях” в его книге “Символы священной науки”. – М., Беловодье, 2002.
  2. В. Шмаков. Основы пневматологии. – Киев, София, 1994, с. 114. Подобные мысли, хотя и выраженные более туманно и метафизически некорректно, высказывали и теософы. Так, А. Безант пишет: “Свастика – Огненный крест – есть символ энергии в движении, которая создает мир, прорывая отверстия в пространстве,… создавая вихри, которые являются атомами, служащими для созидания миров” (цит. по К. Кудрявцев “Что такое теософия”, СПб, 1914, с. 7).
  3. См., например, Р. Багдасаров. Свастика: священный символ. – М., Белые Альвы, 2001.
  4. Некоторым весьма интересным исключением является религия древнего Египта и иудаизм (где свастика встречается крайне редко), но о причинах подобного явления здесь говорить не место.
  5. Встречаются свастики с произвольным числом лучей, однако обычным и “архетипическим” является вариант с четырьмя лучами. Это связано как с пространственным символизмом “четырех сторон света”, так и с рядом других соображений, в частности нумерологических, о которых пойдет речь ниже.
  6. О полной метафизической эквивалентности право- и левосторонней свастики писал Генон в упомянутых работах. Мы полностью согласны с этим положением и, следовательно, с отсутствием какого либо разделения свастик на “символ блага” и “символ зла”. Метафизически свастика – всегда символ блага; более того, за возможным исключением особых случаев (характерных, в известной мере, для буддийской традиции) направление вращения здесь не играет никакой роли.
  7. В Каббале “первичные вихри” (рашит-га-гилгаим) считаются началом космического проявления и связываются с первой сефирой Кетер – полюсом или истоком бытия.
  8. Этот корень, затем, перекочевал в некоторые западноевропейские языки. Так, в английском ball, bowl означает мяч, шар т.е. то что бросают, метают, кидают.
  9. В работах П. Д. Успенского, Р. Коллина и Б. Муравьева используется символически точный образ: фильм жизни. Действительно, обычный человек может непосредственно воспринимать лишь третий, внешний тип движения. Эта модальность движения автоматически переносится и во “внутренний мир”. Все происходящее с человеком воспринимается им как простая линейная “развертка жизни” от рождения к смерти, – как кино, как фильм (см., например, Б. Муравьев. Гно- зис, т. 1. – Киев, София, 1994; Р. Коллин. Вечная жизнь – Lapsit Exillis, № 4 (2003), с. 87-158. “Фильм жизни” – это всегда фильм моей жизни, который повторяется множество раз с весьма незначительными вариациями. “Выход” из него связан с изменением внутренней модальности восприятия, с трансформацией сознания, что, по-сути, связано и с изменением временной модальности бытия. П. Д. Успенский в этой связи разработал достаточно известную теорию “вечного возвращения” и “трех измерений времени”. Не останавливаясь здесь на ней подробно, можно все же отметить, что хорошо известные традиционным учениям три типа движения, “зашифрованные” в свастике, прямо соответствуют трем “измерениям времени” в теории Успенского.
  10. Р. Генон. Царство количества и знамения времени. -М. Белолводье, 1994, с. 17.