“Просыпайся, Нео”
Братья Вачовски. “Матрица ”

“Тот, кто слышит, да восстанет он ото сна
тяжелого”
Апокриф Иоанна

1. Рукописи, хранимые землей

 В тибетском буддизме существует понятие тэрма (“сокровище”), которое означает спрятанные в земле духовные ценности: тексты и священные предметы. Считается, что эти рукописи и реликвии, намеренно сокрытые учителями в “трудные времена”, могут быть позже найдены тэртонами (“открывателями сокровищ”)-людьми, обладающими специальными знаниями и духовной квалификацией, благодаря которым они способны открыть смысл послания и донести его до тех, кто в нем нуждается. Считается также, что если в традиции отсутствуют тэртоны (например, вследствие ее деградации), а время “открытия сокровища” уже пришло, “случайно” найти рукопись может человек, совершенно далекий от какой-либо традиции и духовной практики, – крестьянин, возделывающий свой участок, или купец, направляющийся по делам.
 В 1945 году в Верхнем Египте на левом берегу Нила, у подножия горы Гебель эль-Тариф, крестьяне, рывшие землю, нашли тайник, в котором оказался сосуд с двенадцатью почти целыми древними рукописями и остатками еще одной. Вскоре эти папирусы, содержащие тексты на коптском языке (язык населения Египта в начале новой эры) попали к специалистам; те идентифицировали собрание рукописей как “гностическую библиотеку” II—IV веков н.э., которая получила названия “Библиотека Наг Хаммади” по имени той местности, где тексты были найдены.
 Двумя годами позднее (а по некоторым данным – в том же 1945 году) в пещере на берегу Мертвого моря арабский крестьянин, искавший свою козу, случайно обнаружил сосуд с рукописями, еще более древними (III—I века до н. э.), относящимися к жизни так называемых “кумранских общин”. Эти общины, как полагают, состояли в основном из представителей школы ессеев и оказали сильнейшее воздействие на раннее христианство. Интересно, что вслед за первой находкой последовала целая серия новых находок и открытий хранилищ древних рукописей не только в районе Кумрана, но и в других районах западного побережья Мертвого моря и Иудейской пустыни. “Рукописи Мертвого моря” позволили историкам в какой-то мере заполнить “пробел”, связанный с возникновением раннехристианских общин. Полный перевод всего корпуса текстов, написанных на древнееврейском, арамейском и древнегреческом языках, занял почти 50 лет и завершился лишь в 2001 году публикацией последнего, 37-го тома переводов.
 И “Рукописи Мертвого моря”, и “Библиотека Наг Хаммади” имеют прямое отношение к раннему христианству, история которого до сих пор во многом остается загадочной. Казалось бы, эти находки должны были бы решить многие “исторические вопросы”, и, в какой-то мере, это действительно так и было. Однако эти рукописи, две тысячи лет хранимые землей, и в особенности “Библиотека Наг Хаммади”, породили новые проблемы, о которых до сих пор ведутся дискуссии. Упомянутые проблемы связаны, прежде всего, с гностическим христианством или христианским гностицизмом; именно это направление раннего христианства наиболее полно представлено в рукописях Наг Хаммади, дополняя очень немногие известные ранее гностические тексты, которые, как и тексты “Библиотеки Наг Хаммади”, остаются чрезвычайно трудными для перевода и понимания.
 Уже первые исследователи-переводчики “гностической библиотеки” отмечали удивительную “синхроничность” содержания рукописей с духовным настроем общества после Второй Мировой войны. Проблемы, связанные с судьбами мира, с сущностным познанием (“гносисом”) и целью человеческого существования, со смыслом страдания и ценностью индивидуальности поставлены в гностических текстах со всею остротой. Почти все исследователи отмечали, также, удивительное воздействие упомянутых текстов, само знакомство с которыми изменяло мировоззрение человека и всю его жизнь. В среде западной интеллигенции в 50-х – 60-х годах прошлого века возникла волна интереса к текстам Наг Хаммади и к гностицизму вообще. Этот интерес объяснялся еще и тем, что среди текстов “Библиотеки Наг Хаммади” были два неизвестных ранее Евангелия (“Евангелие от Фомы” и “Евангелие от Филиппа”), которые, хотя и во многом соответствовали четырем каноническим Евангелиям, существенно отличались от последних как своей интонацией, так и всем своим строем. Главное отличие состояло в том, что в “гностических” Евангелиях Иисус обращается не к “широкой публике”, не к “народу”, а непосредственно к своим ученикам, что меняет не только контекст сказанного, но, иногда, и сам смысл. Первые строки “Евангелия от Фомы” дают понять особую значимость текста: “Это тайные слова [выделено мною – И.Н.], которые сказал Иисус живой… Тот, кто обретет истолкование этих слов, не вкусит смерти”.
 В 1970-е годы интерес к гностицизму распространился, как говорится, “в широких слоях интеллигенции”. Этому способствовал ряд факторов, как “внутренних”, так и “внешних”, в частности, “гностические штудии” К. Г. Юнга, опубликовавшего несколько собственных исследований (“Aion” и др.). Надо заметить, что знаменитый швейцарский психолог испытывал давний интерес к гностицизму: еще в 1916 г. он написал небольшой трактат “Семь проповедей к мертвым”, выдержанный полностью в духе василидианского гносиса, с существенными, впрочем, “добавлениями от себя”. Правда, этот текст Юнг издал небольшим тиражом “для друзей”, и определенную известность он получил только после смерти автора в 1961 г. К этому времени были опубликованы переводы всех текстов Наг Хаммади на западноевропейские языки, а в 1979 г. появился первый русский перевод ряда текстов (в том числе, двух гностических Евангелий) – в книге М. К. Трофимовой “Историко- философские вопросы гностицизма”.
 Выход этой книги, которой зачитывалась “продвинутая” советская интеллигенция и которая в те времена “приравнивалась” к самиздатовским переводам эзотерической литературы, сам по себе был событием весьма неординарным. Действительно, в разгар “застоя”, в канун “победы развитого социализма” вдруг выходит работа, в которой “советскому читателю” предлагается вовсе даже не марксистский анализ гностического христианства с соответствующим разоблачением его “классовой сущности”, а полноценное исследование, да еще с приложением переводов Евангелий и других гностических текстов. Причем автор еще и делает акцент на том, что гностические тексты были далеки от “социальной проблематики”, то есть от классовой борьбы и движения всего человечества “к светлому будущему”.
 Для любого, кто помнит атмосферу тех лет, выход подобной книги должен представляться странной флуктуацией, не имеющей рационального объяснения. Впрочем, в историях, связанных с этими древними рукописями было немало и других странных моментов. Речь здесь даже не о них, а о том “внутреннем резонансе” в пространстве культуры, который возник в результате появления переводов “гностической библиотеки”. Как писал известный исследователь гностицизма Е. Ионас, “нечто в гностицизме стучит в дверь нашего бытия, и в частности бытия нашего двадцатого столетия”. И далее: “Видеть в этих странных, поистине будоражащих текстах последний спор относительно значения бытия, ситуации человека, абсолютной ценности индивидуальности и борьбы за спасение этой индивидуальности от посягательств всех сил отчуждения, которые обрушиваются на человека, жить в сопровождении такого рода мыслей и образов (в данном случае более удачного способа выражения, чем мысли) – это, я полагаю, представляет интерес не только для историка религий”¹ .
 Представляется, что в 70-е года прошлого века, культура, еще не “вышедшая в тираж” блокбастеров, видеоклипов и рекламных роликов, а точнее, ее верхний духовный слой, бывший в то время еще живым, впитал гностический импульс и выработал в себе нечто полностью ему резонирующее. Речь идет о “новом гностицизме”, представленном сначала в книгах писателей-фантастов (прежде всего, Филиппа Дика), а чуть позднее – в философских текстах того же Дика, Георгия Феннерли (Филиппа Нэрля)² , Гейдара Джамаля³ и других. Видимо, завершением этого “неогностического” культурного цикла стал снятый в 1999 году фильм “Матрица” братьев Вачовски (имеется в виду “Матрица-1”, поскольку о второй и третьей “Матрицах” в данном контексте не имеет смысла и говорить), который, конечно в трансформированном виде, донес некий “сигнал”, некое “послание” даже до уровня “массовой культуры”.
 О “Матрице” говорилось и писалось достаточно много, в том числе и в связи с христианским гностицизмом⁴ . Не останавливаясь подробно на фильме братьев Вачовски, здесь стоит лишь отметить явное отличие символизма, использованного в фильме, от совершенно примитивной символики современных “мистических” триллеров, и вообще, от инфантильного псевдоэзотеризма массовой культуры Нью Эйдж. Замечательная метафора “компьютерной симуляции” всего переживаемого человеком заставляет действительно по-новому взглянуть на окружающий мир, на проблему реальности в ее глубинном аспекте. Эта метафора, правда, лишь отчасти принадлежит самим Вачовски: во многом она заимствована у того же Филиппа Дика, книгами которого братья, по их собственному признанию, зачитывались в юности. Но, так или иначе, эта метафора открывает ту перспективу восприятия мира, которая может быть названа гностической; и во всяком случае, она подводит человека к тому порогу, на котором он может осознать свою реальную ситуацию и реальное состояние своего бытия. Разумеется, здесь речь идет лишь о тех, кто к такому осознанию готов, и в количественном исчислении они составляют явное меньшинство, – но так было всегда на протяжении всего “исторического существования” человеческой цивилизации. Заслугой же авторов фильма является выражение данной метафоры на языке, понятном любому, поскольку осознание, о котором здесь идет речь, вовсе не нуждается в каком-либо “специальном” философском или интеллектуальном контексте.
 Что же касается “упреков”, адресованных братьям Вачовски в связи с выходом “долларогребущих” второй и третьей “Матриц”, то эти упреки выглядят несколько смешными с учетом того, что реально было заложено в фильм, и чего там не было и в помине. В самом деле, никому ведь не придет в голову попрекать египетских крестьян за то, что они продали за несколько фунтов стерлингов рукописи Наг Хаммади на черном рынке в Каире.

2. Матрица и Артефакт

 Основной гностический миф повествует о том, что один из высших Эонов (сущностей духовного мира) по имени София (Мудрость) в результате своих “незаконных действий” пал в мир низший, породив (без высшей духовной санкции) Демиурга, который, далее, “обустроил” этот низший мир и стал в нем властвовать как хозяин. Демиург не знает подлинного Бога и думает, что он – единственный бог. Этот мифологический сюжет широко варьируется в различных гностических текстах⁵ 6. Впрочем, все они сходятся в том, что “падение” Софии было предопределено Абсолютом, хотя и произошло по ее (Софии) собственному желанию, как и последующее порождение ею Демиурга низшего мира, обычно именуемого Йалдаваофом⁶ . Этот последний, дабы утвердить свою полновластность, уподобляясь Высшему Богу, порождает телесного человека, то есть, согласно гностическому мифу, создает животную часть человека, поскольку его духовная сущность порождается самим Отцом-Абсолютом и пребывает вместе с высшими Зонами в духовном мире (“Плероме”).
 Согласно одному из вариантов мифологического “сюжета”, Йалдаваоф завладевает “силой своей матери Софии”, лишая ее, тем самым, возможности вернуться в духовный мир. Создав низшую часть человека, Йалдаваоф хочет “оживить его”, так как видит в “низших водах” отражение “образов изначального порядка”, то есть духовного мира. Однако этот Демиург “лишен знания”, то есть пребывает в неведении относительно реального положения вещей и, в частности, реальной природы человека и того, как его “оживить”. Высшие Зоны, дабы помочь Софии и человеку, намеренно вводят Йалдаваофа в заблуждение: они внушают Демиургу, что он должен “вдохнуть в лицо человека от своего духа, дабы тот ожил”. В результате этого наущения Йалдаваоф “вдыхает силу матери своей Софии” в человека, и тот оживает. Но сам Йалдаваоф в этот момент “лишается силы”, перешедшей в человека, что становится одной из причин ненависти Демиурга. Но это причина не единственная, поскольку в момент “оживления”, Йалдаваоф видит, что человек “светел в своей сущности” (то есть принадлежит по сути высшему духовному миру), а по своей мудрости “превосходит Первого Архонта” (то есть Демиурга) “и всех иных архонтов” – все “силы и власти”, ему принадлежащие (греческое слово архонт означает “властитель”). Из ненависти, зависти и опасения за свою судьбу Йалдаваоф погружает человека в сон, в иллюзорное бытие, в котором человек принужден оставаться полностью во власти Демиурга в низшем мире, не имея возможности осознать свою подлинную природу и занять в Космосе место, предопределенное Отцом.
 Но сострадание Отца посылает одного из высших Эонов – Сына, Логоса или Христа – в низший мир, подвластный Демиургу и его архонтам. Логос- Христос, спускаясь в низший мир, освобождает плененную Демиургом Софию, давая ей возможность вернутся в Плерому, и “пробуждает” человека ото сна, навеянного Йалдаваофом. С этого момента, то есть с момента воплощения Христа, каждый человек обретает возможность “пробудиться” и “восстать”, то есть осознать свою истинную природу и достичь духовного мира. Такова перспектива гностического “спасения”, главным препятствием к которому является “сон забвения”, который предает человека в полную власть Демиурга и архонтов; эти “власти нижнего мира” всячески препятствуют как “пробуждению”, так и “восхождению” человека к высшим мирам.
 В “новом гностицизме” эта основная схема мифа остается неизменной, хотя Филипп Дик, как и другие авторы, использует совершенно иную терминологию и рассматривает “проблему спасения” в несколько ином контексте. Следует особо подчеркнуть, что все “новые гностики” используют свой собственный визионерский опыт (полученный разными способами), опираясь на который они пытаются создать более осмысленную и даже более “рациональную” доктрину, чем таковая в христианском гностицизме. Действительно, как отмечают все компетентные исследователи гностического христианства, оно предлагает, скорее эмоционально переживаемый миф, чем рациональную концепцию, о причинах чего надо говорить отдельно. Новый гностицизм в большей мере ориентируется на интеллектуальное понимание, очевидно, необходимое современному человеку для сколько-нибудь полного охвата “картины в целом”.
 Место Демиурга у Филиппа Дика занимает Артефакт, который “создал (на самом деле только спроецировал) нашу реальность как отражение или образ своего Создателя”. Этот мотив знаком и древним гностическим текстам, однако Дик делает акцент на том, что по своей природе Артефакт не является полностью враждебным человеку в отличие от “злого Демиурга” ряда гностических доктрин. Само слово “артефакт” здесь, очевидно, выбрано не случайно: оно происходит от латинских слов arte (искусственный) и factus (сделанный). Вообще артефакт – это нечто “искусственно созданное”, в современной науке это – “структура или процесс, возникшая в исследуемом объекте в результате условий эксперимента” и не являющаяся его сущностным аспектом. В тексте Дика, как и у христианских гностиков, этот Артефакт, возникающий как своего рода “побочный продукт” Космического Творчества, “пребывает в неведении”, то есть не знает ничего о Подлинном Творце, полагая самого себя единственным реальным богом. С точки зрения человеческой Артефакт – причина зла, но “с точки зрения Абсолюта” (если бы о такой возможно было бы говорить) он – всего лишь “тень истины”, неизбежно появляющаяся в процессе Космического Творчества как своего рода “негативное отражение” подлинной реальности.
 Ситуация человека в его “обычном состоянии” определяется, согласно Дику, “иллюзией бытия”, создаваемой Артефактом. Иными словами, человеческое восприятие в целом есть иллюзия, нечто на подобии сна, основные моменты и “сюжеты” которого задаются Артефактом. В фильме братьев Вачовски, как уже отмечалось выше, используется и другая интересная метафора: человеческое сознание погружено в Матрицу, являющуюся компьютерной симуляцией реальности. Эту Матрицу создает Искусственный интеллект, выступающий здесь аналогом Артефакта-Демиурга, для достижения своих собственных целей, главной из которых является все та же абсолютная власть над миром. Орудиями Искусственного интеллекта служат различные машины, в чем можно увидеть намек на механичность и автоматичность (бессознательность) реакций самого человека, пренебрегающего своим подлинным сознанием – “искрой Божественного духа”, единосущной с Подлинным Творцом.
 Однако тот “сон”, о котором здесь идет речь, не может быть полностью оторван от реальности. Как и в случае обычных сновидений, где фигурируют образы реальной, “дневной” жизни, и которые в определенной степени именно на них и “опираются”, “сон” или “иллюзорная реальность” человека является неким “отголоском реальности” (Филипп Дик упоминает в этой связи Платона, имея в виду его знаменитую аллегорию “теней на стенах пещеры”, принимаемых теми, кто заключен в пещеру, за подлинные образы бытия). Иными словами, даже в этом “искусственном сне” человек может услышать “отзвук Реальности”, и на этом основана сама возможность пробуждения. Но, в любом случае, это пробуждение будет восстанием против Артефакта, против Искусственного интеллекта и его Матрицы, битвой человека за свою свободу (здесь, вслед за Диком, можно вспомнить слова Иисуса о том, что “Царство Небесное силою берется”). Попытка метафорического изображения этой “битвы” дана в . фильме Вачовски, хотя в данной связи стоит напомнить, что согласно всем эзотерическим учениям, речь идет, прежде всего, о “внутренней битве”, – о “духовной брани” или “святой войне”, разворачивающейся во внутреннем пространстве человеческой души.
 Можно, также следуя Дику, констатировать и тот факт, что Матрица не является полностью однородной: существуют области, где влияние Артефакта ослаблено или практически сведено к нулю. В самой Матрице могут существовать и “автономные программы”, в значительной степени, хотя и не полностью, свободные от влияния Артефакта (у братьев Вачовски эти “автономные программы” возникают во втором фильме цикла). Наконец, существует возможность прямого воздействия Подлинного Творца на Матрицу (“чуда” с человеческой точки зрения), как и воздействия опосредованного, через “неведающего” Артефакта и его архонтов. Поскольку подлинной Цели, за исключением полного контроля подвластного ему мира, у Артефакта нет, он может, сам того не подозревая, двигаться в направлении, заданном Творцом, – что, строго говоря, всегда и происходит, так как само существование Артефакта онтологически предопределено Высшим Богом со всеми вытекающими из этого последствиями.
 И одно из этих следствий суть прекращение существования Артефакта и Матрицы в определенный момент, который настает либо при достижении полного изоморфизма (подобия) Артефакта и Творца (в этом случае Божественное бытие “вберет в себя” Матрицу целиком, и Артефакт “растворится” в Боге), либо при крайней степени отклонения Артефакта от “предзаданной траектории”, когда произойдет его уничтожение при “выпадении” из процесса Космического Творчества и достижении Матрицей “пределов зла”. Последнее должно рассматриваться здесь исключительно в онтологическом смысле, как полная лишенность соответствующего онтологического качества или “благодатное™ и Духа Святого”, как говорит христианская традиция. Как бы то ни было с точки зрения подлинного бытия Артефакт обречен. В своем мире он является богом, поскольку он и создал этот мир (“силою матери своей Софии”, как полагают гностики). Но за пределами этого мира он – ничто. Артефакт даже не в состоянии помыслить о том, что есть нечто “за пределами”. Артефакт не обладает подлинным сознанием, “божественной искрой”. Подобно Демиургу-Иалдаваофу гностиков, он, надо думать, порожден “незаконным способом” (в гностическом мифе София порождает Йалдаваофа без участия мужского начала и без “санкции Духа”). Власть Артефакта зиждется на узурпированной им силе, и одним из тех факторов, на которые она опирается, есть “сон” человеков (еще раз напомним: в гностическом мифе сила Софии перешла от Йалдаваофа к человеку, но человек не может ею воспользоваться, до тех пор, пока он “спит”). Артефакт будет уничтожен, но мы не в состоянии узнать, когда это произойдет, поскольку этот момент определяется только Подлинным Творцом (“а о сроках тех не знает никто – ни ангелы небесные, ни Сын, – а только Отец Небесный”).
 Этот момент прекращения существования Артефакта и Матрицы с человеческой точки зрения будет “концом света”; и так как выше речь шла уже о двух “полярных” возможностях – достижении изоморфизма с Творцом либо “выпадении” из бытия, – то ясно, что в момент “конца мира” осуществится одна из них, а еще точнее, они осуществятся “одновременно”: часть Матрицы, несущая в себе “печать Духа” преобразится и трансформируется в новом цикле существования, а часть, несущая “печать зла”, будет “выброшена во тьму внешнюю” и уничтожена навсегда.
 Филипп Дик, следуя Якобу Беме, называет Подлинного Творца (Высшего Бога гностиков) Urgrund – “Праосновой” или “Первоосновой” бытия. Urgrund парадоксальным образом включает Артефакт в процесс Космического Творчества, заставляя его служить Себе. И в этом процессе Артефакт, вопреки своей природе, способен действовать по воле Высшего Творца (Urgrund), и, в частности, обучать человека, давая ему те “уроки жизни”, без которых пробуждение становится невозможным. “Это то, что на языке теологии, – пишет Дик, – называется “Тайным партнерством”, термин, который можно найти в религиях Индии и Египта. Боги, которые, казалось бы, враждуют друг с другом, на самом деле, пытаются прийти к одной цели. По-моему, то же самое происходит и здесь. Артефакт угнетает нас, но, с другой стороны, он пытается научить нас, как бороться против этого угнетения. Он никогда не прикажет нам сопротивляться себе. Вы не можете приказать кому-то сопротивляться себе, это семантически и логически невозможно. Из всего сказанного следует:

1. Мы должны осознать существование Артефакта.
2. Мы должны осознать, что эмпирический мир вокруг нас – подделка, созданная Артефактом.
3. Мы должны понять, что Артефакт угнетает нас.
4. Мы должны понять, что Артефакт, несмотря на угнетение, существующее в поддельном мире, все-таки учит нас.
5. Мы должны понять, что Артефакт, несмотря на угнетение, существующее в поддельном мире, все-таки учит нас.
6. Мы, в конце концов, должны сообразить, что момент, в который мы восстанем против нашего учителя, будет самым сложным моментом нашей жизни, так как учитель скажет: “Я уничтожу вас, если вы восстанете против меня, и у меня есть все права сделать это, ибо я – ваш Создатель”.

 По сути, мы не только восстаем против нашего учителя. На самом деле мы отрицаем его реальность (в пользу высшей реальности, которая не проявит себя, пока не произойдет это отречение). Это сложная игра для азартных игроков: свобода и возвращение источника нашего бытия. И каждый из нас должен сделать выбор самостоятельно”.
 И этот выбор, происходящий в самых глубинах человеческой души, – кардинальный момент жизни. Выбор должен быть сделан реально и окончательно. “Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия”, – говорит Иисус в Евангелии от Луки (Лк., 9:62). Только после того, как выбор сделан, и человек начинает сознательно, всем своим существом стремиться к пробуждению, возникает возможность того, что все эзотерические учения именуют “обретением Пути”.
 Никакие “духовные” и “энергетические” практики, никакие системы “магического тренинга” не являются для этого сущностно важными – без пробуждения, хотя бы без искреннего стремления к пробуждению, все они будут “играми внутри Матрицы”, и Артефакт будет их всячески поощрять. Все известные оккультистам эффекты “групповой энергетики” или, в более широком смысле, “эгрегорной поддержки” являются лишь уловками Артефакта, навевающего человеку очередной сон, на этот раз – “сон о духовном развитии” или даже “сон о пробуждении”. В момент реального выбора человек всегда совершенно один, как и был он один в момент своего рождения, как и будет один в момент своей смерти. Через это одиночество, говорят все духовные традиции, и обретается Путь и возможность рождения индивидуальности.
 “Мы угнетены безжалостным механизмом, – пишет Филипп Дик, – который не будет слушать наших жалоб; поэтому мы отвергаем его и его мир – и поворачиваемся к нему спиной. Компьютероподобная обучающая машина хорошо выполняет свою работу. Это неблагодарный труд для нее и ужасная пытка для нас. Но рождение всегда наполнено болью. Божественного рождения в человеческом разуме не произойдет, пока человек не отвернется от мира. Он восстал однажды и пал; теперь он снова должен восстать, чтобы вернуть свое положение. То, что уничтожило его тогда, спасет его теперь. Другого пути нет”.

3. Сон и Пробуждение

 Человек погружен в иллюзорную реальность, созданную Демиургом или Артефактом. Человек спит. Это не означает, что весь мир, данный нам в восприятие, ложен от начала до конца. Это означает, что наше “обычное” восприятие мира ложно. Фальшива вся “картина мира”, “описание мира” – не только на уровне его “энергетической структуры” (как у Кастанеды), но на уровне глубинных, почти не осознаваемых констатаций относительно природы мира, человека и “я”. Основные мотивации, цели и смыслополагания человеческой жизни есть результат “игры воображения”, навязанной Артефактом. Созданная им социально-родовая Матрица контролирует все человеческие действия и поступки.
 “Апокриф Иоанна” говорит о том же:

“И он (первый архонт) захотел забрать силу, которую сам ему (человеку) отдал. И он принес забвение Адаму… Но не так как написано у Моисея… – ведь он сказал в своей первой книге “Он заставил его уснуть”, но (это произошло) в его чувствовании”⁷.

 Для гностиков и Филиппа Дика забвение или сон человека – это не метафора, это – действительность. И понимание этого забвения – первый шаг на пути к Реальности: чтобы что-то знать о самом себе и о мире надо пробудиться.
 Во всех без исключения текстах гностического христианства мы неоднократно встречаем это ключевое слово. Его можно найти и в четырех канонических Евангелиях, где оно употребляется в том же смысле и том же контексте, на что обращал внимание своих учеников еще Г. И. Гурджиев. Человеку необходимо найти способ освободиться из иллюзорного мира Артефакта, из Матрицы, симулирующей подлинное бытие. Человек должен проснуться и бодрствовать, – только тогда он будет способен реально познавать. Для гностиков это сущностное познание (гносис) раскрывается во внутреннем духовном пространстве, и его результатом является прежде всего знание о “пути спасения”, о “возвращении к Отцу”. Но можно ли, находясь во сне, понять, что мы спим?!
 Гностические тексты, как и канонические Евангелия, дают важный намек: сначала надо услышать. Даже в обычном сне человек может слышать звуки из внешнего мира, но, пребывая во сне, он не понимает их реального значения и может интерпретировать их совершенно произвольным образом. Так, стук падающего на пол стула может во сне быть услышан как грохот выстрела, а голоса соседей – как гул толпы на городской площади. Подобным же образом, во сне могут быть услышаны голоса из реального мира, “отзвуки реальности”. И потому гностические источники и Иисус в Евангелиях постоянно повторяют: “тот, кто слышит”, “имеющий уши да услышит”, “тот, который услышал“. Только тому, кто начинает слышать, может быть сказано нечто важное о сне и пробуждении.
 Имеет значение не буквальное восприятие слов. Все слова, теории и концепции, воспринятые только на уровне ума, остаются феноменами сна. “Да, надо бы пробудиться”, – может подумать человек во сне, и, повернувшись на другой бок, будет продолжать спать, через секунду забыв, что он вроде бы хотел пробудиться. Но если он услышал, все меняется. Услышать можно только в новом для себя состоянии сознания, которое, пусть на один краткий миг, но совершенно реально возникает во внутреннем существе человека, как проблеск бодрствования. Это меняет весь характер сна. Отныне человек знает, что он спит, и что пробуждение возможно.
 Для описания сна, в который погружен обычный человек, гностики используют и иной образ: опьянение. Это – “опьянение тьмой” или “опьянение миром”. В “Евангелии от Фомы” Иисус говорит:

“Я стал в центре мира, и явился им во плоти. Я нашел всех их пьяными, и не нашел никого из них жаждущим. И опечалилась душа моя за детей человеческих, ибо они слепы в сердце своем и они не видят, что приходят в мир пустыми, и ищут, как снова уйти пустыми. Но теперь они пьяны, и когда отряхнут свое вино, они раскаются ”⁸.

 Об опьянении посредством “духа обманчивого” и “ложных образов” речь идет в других гностических источниках, например в тексте “Гром. Совершенный ум”:

“Ибо много привлекательных образов, которые существуют в многочисленных грехах, в необузданностях и страстях постыдных, и наслаждениях преходящих, и они будут схватывать их (людей) до тех пор, пока они не станут трезвыми и не поспешат к месту своего упокоения”^{9 10}.

 Таким образом, пробуждение по своей сути подобно трезвению. Само это понятие, как и духовная практика, с ним связанная, знакома христианской традиции, в особенности православному исихазму, где практикуется “трезвение ума”. Ум возвращается к своей основе, своему “корню” посредством “усмирения страстей”, “очищения сердца и контролирования помыслов”. Только такому “трезвому уму” может открыться подлинное знание, подлинный гносис, который не может быть дан спящему или “опьяненному”.
 Филипп Дик полагает, что одним из пробуждающих факторов является боль и страдание. Проблема человеческого страдания не давала покоя многим замечательным умам. Почему и зачем человек должен страдать? Вопрос, как правило, остается без ответа. Но страдание существует, от него никуда не уйти, и даже во сне оно реально. Дик, вслед за гностиками, считает, что основной смысл страдания – пробудить человека от навеянного Артефактом сна. “Я всегда считал, что основной смыл боли – пробудить нас, – пишет Дик. – Но пробудить от чего? Может быть, данная работа скажет вам, к чему ведет пробуждение. Артефакт посредством искусственно созданного мира учит нас сопротивляться, и посредством сопротивления Артефакту мы можем достичь изоморфизма с нашим истинным Создателем. Это – трудный путь, но это путь, который может привести нас к бессмертию и к нашему божественному источнику. Дорога же наслаждения, успеха и наград, полученных в этом искусственном мире, не приведет нас к пониманию и Жизни”.
 Гностический “Апокриф Иоанна” заканчивается знаменитым гимном Про- нойи, где снова, в который раз, звучит тема пробуждения. Пронойа по-гречески буквально означает “предмысль”, “то, что было до мысли”, и, по-видимому, на русский язык это имя лучше всего переводить словом “Промысел”. Часто гностики отождествляли Пронойу с Иисусом Христом, в частности, и потому, что именно Промысел, движимый Милосердием Бога, обращается “к тому, кто слышит” со словами о пробуждении:

 “Яже, совершенная Пронойя всего, я изменилась в семени моем. Ведь была я в начале, ходя путями всякими.
 Ибо я – богатство света, я – память Плеромы.
 Я вошла в величие тьмы и я вытерпела, пока не вступила в середину темницы. И основания хаоса двинулись. Ия, – я сокрылась от них из-за их лукавства, и они не познали меня.
 Снова вернулась я во второй раз. Ия шла, я вышла из принадлежащего свету-я, память Пронойи, – я вошла в середину тьмы и внутрь преисподней, я искала домостроительство мое. И основания хаоса двинулись, так что они могли упасть на тех, кто в хаосе, и уничтожить их. И снова бежала я к моему корню света, чтобы они не были уничтожены до времени.
 Еще шла я в третий раз – я, свет, который в свете, я, память Пронойи, – чтобы войти в середину тьмы и внутрь преисподней. Ия наполнила лицо мое светом завершения их зона. И я вошла в середину их темницы, это темница тела, и я сказала:
 “Тот, кто слышит, да восстанет он ото сна тяжелого ”.
 И он заплакал, и он пролил слезы. Тяжелые слезы отер он с себя и сказал: “Кто тот, который называет мое имя, и откуда эта надежда пришла ко мне, когда я в оковах темницы? ”
 И я сказала: “Я Пронойа света чистого. Я-мысль девственного Духа, который поднял тебя до места почитаемого.
 Восстань и вспомни, ибо ты тот, который услышал, и следуй своему корню, который есть я, Милосердие, и укрепи себя перед ангелами бедности и демонами хаоса и всеми, кто опутал тебя, и стань, оберегаясь от сна тяжелого и заграждения внутри преисподней ”.
 И я пробудила его и запечатлела его в свете воды пятью печатями, дабы отныне смерть не имела силы над ним. И смотри, ныне я иду в совершенный зон. Я наполнила тебе всеми вещами уши твои. Я же, я сказала все вещи тебе, чтобы ты записал их и передал своим духовным сотоварищам сокрыто. Ибо это есть тайна рода недвижимого ”¹¹ .

4. Гностицизм и эзотерическое христианство

 Читателю, сколько-нибудь знакомому с книгами Г. И. Гурджиева и П. Д. Успенского, все, что было сказано выше о сне и пробуждении, не покажется совершенно неожиданным и странным. Действительно, одним из основных пунктов учения “Четвертого пути” является положение о том, что обычный человек спит, а все его мысли, эмоции и действия – запрограммированные средой реакции, по существу, не имеющие сознательной основы. Такая точка зрения обычно вызывает “гневное возмущение” среднего человека; он никоим образом не может согласиться с тем, что спит, считая это просто нелепым. Напротив, в часы дневной активности он полагает себя полностью бодрствующим и сознающим. Он полагает, что обладает реальным осознанием и волей, что он отвечает за все свои действия и слова. Он даже полагает, что кое-что знает, то есть имеет реальные основания судить о том, какое место в мире принадлежит именно ему, и как этот “мир” в своих общих чертах устроен.
 Иначе говоря, даже не пытаясь исследовать собственную внутреннюю реальность, “обычный человек” полностью отбрасывает любой намек на свое “сноподобное” состояние, продолжая уверенно шагать по жизни. Очевидный финал этой жизни он также “отбрасывает” – кто из страха, кто из легкомыслия, а кто из неспособности и невозможности всерьез помыслить о том, что смерть неизбежна, и что в момент смерти все иллюзии рассеются, и останутся лишь те элементы реального, которые человек сумел саккумулировать в себе за всю свою жизнь.
 Впрочем, такого рода читатель вряд ли доберется до этого места, отложив статью в тот самый момент, как только почувствует необходимость некоторого (может быть, даже странного и непривычного) интеллектуального напряжения, необходимого для того, чтобы что-то действительно понять. Тот же, кто возьмется прочесть данный текст до конца, вероятно, не только увидит определенное сходство учения Гурджиева и христианского гностицизма (прежде всего, в отношении сна и пробуждения), но и почувствует необычное эмоциональное напряжение гностического мифа, его, так сказать, “весомость” и внутренний накал. Гностические мотивы, присутствующие в гурджиевском учении, нетрудно заметить; в свое время на них обратил внимание Дж. Беннет. В “Рассказах Вельзевула” – главной книге Георгия Гурджиева – их можно обнаружить немало”. Это и роль определенных “космических посредников” в эволюции человечества ¹² это и некоторые элементы космологии и космогонии. Наконец, это и “космическая катастрофа”, в результате которой человек некогда (десятки тысяч лет тому назад) утратил способность к “восприятию реальности”, погрузившись в “мир собственного воображения”, то есть в сон, поддерживаемый за счет практически полного отсутствия сознания и объективной совести. Согласно Гурджиеву, именно отсутствие последней делает сон современного человека настолько глубоким, что пробудиться без посторонней помощи он уже не может.
 В своих беседах Гурджиев часто обращался к одной древней притче, которая, по его словам, “иллюстрирует” ситуацию человека. В этой притче говорится о том, что некогда жил маг, у которого было большое стадо овец. Он был сильным магом, но при том был очень ленив. Он не хотел заботиться о стаде, ставить ограды на пастбище, где паслись овцы. И поэтому овцы часто пропадали в лесу, падали в канавы и просто убегали, потому что они знали, что волшебнику нужны их мясо и шкура.
 И однажды маг задумался над этой ситуацией и нашел средство. Он загипнотизировал своих овец, внушив им, во-первых, что они бессмертны, и что сдирание шкур – процесс совершенно безболезненный, приятный, и, безусловно, полезный. Во-вторых, он внушил им, что сам он – их добрый хозяин, так любящий своё стадо, что готов на всё ради своих овец. И, в-третьих, он внушил им, что все это с ними произойдёт не скоро, и поэтому не нужно беспокоиться. И, что самое важное, маг внушил им, что они вовсе не овцы; некоторым он внушил, что они львы, некоторым – что они орлы, а некоторым – что они люди, и даже маги. В результате ему не приходилось больше заботиться о стаде. Овцы больше не разбегались, спокойно давая себя зарезать и спустить с них шкуру.
 В этой притче, которую особенно любил повторять Ошо, звучит уже знакомый читателю мотив. Сон, гипноз, воображение, отсутствие какого-либо восприятия подлинной реальности – вот основные факторы жизни “овец”, делающих их “пищей” для злого волшебника. Сама его фигура тоже полностью укладывается в “гностическую парадигму”, хотя в учении Гурджиева эта парадигма не является доминирующей. Действительно, и сам Гурджиев, и Успенский называли это учение эзотерическим христианством, веские основания для чего у них, безусловно, имелись.
 Разумеется, христианский гностицизм никоим образом нельзя отождествлять с эзотерическим христианством; однако в некотором смысле можно говорить о гностической компоненте раннего христианства¹³. Подлинное и, несомненно, эзотерическое учение Иисуса, существовавшее в первые два века новой эры в различных “школах” или “линиях передачи”, быстро уступило место чисто внешней, экзотерической церковной доктрине. Как уже отмечалось выше, рукописи Наг Хаммади, и в особенности два “гностических” Евангелия (от Фомы и от Филиппа) проливают некоторый свет на суть и форму этого учения. Одну из его сущностных черт констатировали еще ранние суфии (что подчеркивает Рене Генон): они рассматривали учение Иисуса как тарикат (учение о Пути), а не как шариат (свод формальных правил и законов). Напротив, церковное и экзотерическое христианство, с их точки зрения, не учит Пути, и является полным аналогом шариата.
 Георгий Гурджиев, а также его ученики и последователи (П. Успенский, Б. Муравьев и другие), в свою очередь обращаются к раннему христианству как к истоку эзотерической традиции. Гурджиев неоднократно подчеркивал, что подлинное христианство в его, так сказать, практико-эзотерическом аспекте начинается не с доктрин и концепций, а с изменения реального состояния бытия человека, и, прежде всего, с осознания его сна. В то же время, Гурджиев хорошо понимал значение реальной интеллектуальной концепции, необходимой современному человеку для того, чтобы хоть в какой-то степени понять некоторые основополагающие законы бытия, структуру мира и свое “место” в этой структуре. Без этой “ментальной почвы” под ногами, даже на первых порах предоставляющей ученику некоторую опору, достижение подлинного знания становится просто невозможным.
 В числе основных концепций гурджиевского учения, наряду с фундаментальными Законом Трех и Законом Семи, находится и схема, известная под названием “Луч Творения”, описывающая процесс “нисхождения энергий” от Творца-Абсолюта к материальному миру. Эта схема далеко не так проста и прозрачна, как может показаться на первый взгляд; Луч Творения объединяет в себе Закон Трех и Закон Семи, иллюстрируя и объясняя некоторые кардинальные моменты Космического Творчества. Поскольку при этом возникает довольно явная аналогия с гностическим космогоническим мифом, стоит рассмотреть эту схему более детально.
 “Луч Творения” основан на Законе Семи или “законе октав”, согласно которому “нисходящие” и уплотняющиеся энергии проходят семь основных стадий своей инволюции, также как “восходящие” и утончающиеся энергии проходят аналогичные семь стадий эволюции. Кроме этих основных семи стадий (символически соответствующих семи нотам музыкальной гаммы) присутствуют еще две стадии (так называемые “интервалы”), в которых ход процесса существенным образом меняется. Эти “интервалы” аналогичны тем пунктам музыкальной гаммы, где между соседними звуками расположен не целый тон (как, например, между нотами до и ре) а полутон (как между ми и фа).
 Чтобы преодолеть “интервал” процессу необходим дополнительный “толчок”, иначе соответствующий процесс отклониться от своего изначального направления и цели. В процессе Космического Творчества необходимые “толчки” даются в соответствующие моменты времени, что приводит к гармоничному протеканию процесса в целом, хотя на его отдельных и частных стадиях возможны различные отклонения и деформации именно вследствие отсутствия упомянутых “толчков” в нужный момент.
 В силу фундаментальной аналогии, которая существует между всеми соответствующими процессами, а также между общим Космическим процессом и всеми его относительно самостоятельными частями, Луч Творения и Закон Октав позволяют понять некоторые характерные особенности космогонических инволютивных и эволютивных процессов, каковые особенности невозможно понять или даже увидеть без применения данной схемы. Стоит отметить, что Луч Творения, являясь одной из полностью оригинальных концепций учения Четвертого пути, основан на этих фундаментальных аналогических соотношениях, существующих во Вселенной, и имеет, таким образом, подлинно универсальный характер.
 Стоит, также, обратить внимание на тот до сих пор никем не подчеркнутый факт, что в схеме Луча Творения объединены две основные доктрины Космического Творчества, лежащие в основе всех религиозно-космогонических концепций, которые, так или иначе, трактуют происхождение Вселенной. Речь идет о так называемых доктринах креационизма и эманационизма. Первая из них, а именно, креационизм, рассматривает Вселенную как созданную Божественной волей из Ничто, в то время как вторая – эманационизм – рассматривает процесс создания Вселенной как “исхождение эманаций” от Бога-Творца. И не смотря на то, что они находятся в очевидном логическом противоречии между собой, во всех конкретных космогонических концепциях, так или иначе, привлекаются обе доктрины, хотя одна из них и становится доминирующей, а другая присутствует, так сказать, “незаконным” образом.
 В основной октаве Луча Творения, описывающей происхождение материальной Вселенной, содержатся два “интервала”, для прохождения которых нужны соответствующие “толчки”. В верхнем “интервале”, расположенном непосредственно “вблизи” Абсолюта, толчок создается самим Абсолютом; это – Божественная Воля, инициирующая процесс Космического Творчества в самый первый его “момент”. Что же касается нижнего “интервала”, то он оказывается достаточно удаленным от Абсолюта благодаря ряду последовательно уплотняющихся эманаций, которые образуют свои, относительно самостоятельные уровни космического существования. Воля Абсолюта уже не может проявляться здесь в своем “чистом” виде (за исключением, возможно, совершенно особых случаев), и чтобы дать толчок, необходимый для прохождения данного интервала, создается новая, дополнительная, октава, которая делает возможным преодоление второго или нижнего интервала.
 В силу уже не раз упоминавшегося фундаментального принципа аналогии, эта вторая октава будет полностью аналогична первой или основной; в ней будет содержаться два “интервала”, а в ее вершине будет находиться “свой” Абсолют, заполняющей своей Волей первый (верхний) интервал. В полном соответствии с тем, как это было в случае главной космической октавы, заполнение второго (нижнего) интервала второй октавы только за счет воли Абсолюта невозможно, и это означает, что должна возникать третья космическая октава, необходимая для заполнения нижнего интервала второй. Таким образом, полная схема Луча Творения включает три космические октавы. Детальное их описание можно найти в трехтомном труде Бориса Муравьева “Гнозис” (название, говорящее само за себя), который был впервые опубликован в начале 1960-х годов. Во втором томе “Гнозиса” Муравьев называет эти три октавы Основной и Первой и Второй дополнительными, а вершину каждой из них отождествляет с соответствующим Абсолютом, то есть с Абсолютом 1, Абсолютом 2 и Абсолютом З¹⁴ .
 Принятая Муравьевым терминология может вызывать возражения и, возможно, в некоторых отношениях не является удачной, однако она подчеркивает те аспекты Космического Творчества, на которых в данном случае хочет заострить внимание автор. Мы не станем здесь обсуждать подробно терминологические нюансы, как и не станем останавливаться на тех кардинальных вопросах, которые возникают в связи с данной схемой. Заинтересованный читатель может найти ответы на многие из них в упомянутом труде Муравьева. То, что мы хотим здесь особо отметить, – это подчеркнутое Муравьевым различие в онтологическом статусе каждого из трех Абсолютов и соответствующее различие в их отношении к проявленной Вселенной и, в частности, к человеку.
 Действительно, Абсолют 1 аналогичен Богу-Отцу христианской доктрины, а Абсолют 2, в силу универсального подобия – Богу-Сыну. Как отмечает Муравьев, именно доктрина второго Абсолюта как Сына и Христа позволяет понять некоторые не очень ясные аспекты христианского учения, изложенного в Евангелиях. Так, Христос, ставший “в центре Мира” и “посреди Мира” – это живая душа Космоса, подлинная вселенская Жизнь. От Бога-Отца, в соответствии с православным каноном, исходит Дух Святой¹⁵; таким образом, первый Абсолют (как Отец и Святой Дух) и второй Абсолют (как Сын) дают в совокупности ту Святую Троицу, которая лежит в основе христианской доктрины.
 Что же касается Абсолюта 3, то он появляется в силу того же закона подобия; но с учетом особенностей возникновения третьей космической октавы (и космической среды, ей соответствующей), этот третий Абсолют оказывается своего рода “теневым отражением” Абсолюта 1 (традиционная мифология использует здесь различные образы: “отражение в низших водах”, “отражение в материи” и т. п.). Иными словами, на третий Абсолют возложены совершенно особые функции, а именно, функции сохранения космической среды в ее уже “оформившемся” виде и, в частности, материального существования и органической жизни проявленной Вселенной. Муравьев называет Абсолют 3 “Князем мира сего”, подчеркивая его особый статус и его определенную “враждебность” универсальному человеку. Однако стоит подчеркнуть, что эта “враждебность” проявляется только в определенном смысле, так как “Князь мира сего” отвечает за поддержание Всеобщего закона (олицетворенного в образе “злого волшебника” гурджиевской притчи), на котором зиждется “низший” материальный уровень существования; и если человек остается исключительно на этом уровне, то есть не стремиться пробудиться к высшим уровням бытия, то третий Абсолют будет ему вполне “дружествен” и даже заботлив, поскольку животная часть человека находиться полностью под его охраной и властью.
 Концепция Муравьева, как нетрудно заметить, имеет много общего с гностической космогонией и мифологией гностицизма, а третий Абсолют или “Князь мира сего”¹⁶, во многом соответствует Демиургу гностиков или Артефакту Филиппа Дика. Однако полного тождества здесь нет и быть не может, поскольку метафизический и онтологический фундамент доктрины эзотерического христианства (в интерпретации Муравьева) является существенно иным. Прежде всего, стоит подчеркнуть, что материальное существование и связанный с ним Всеобщий закон, возникают здесь закономерным образом и являются вполне “ожидаемым” результатом инволюционной составляющей процесса Космического Творчества. В то же время, эволюционная составляющая этого процесса входит в определенный конфликт со Всеобщим законом и Абсолютом 3; в частности, индивидуальная эволюция человеческого существа не может быть основана на Всеобщем законе и вызывает противодействие Князя мира сего, который, как и Иалдаваоф гностиков, заинтересован в том, чтобы человек был погружен в сон, что делает его простым элементом материального существования.
 Характеризуя третий Абсолют, Муравьев пишет:
 “В Евангелии Христос называет Абсолют 3 Князем мира сего. В этом сакраментальном титуле отражены все его благотворные и пагубные функции. Именно в силу последних его называют Сатаной, т. е. врагом и противником человека. Сатану считают также противником Бога, Его соперником, бросившим вызов своей от Него свободой. Это не только распространенное заблуждение, но и кощунство едва ли не меньшее, чем хула на Духа Святого. Ибо нет и не может быть ничего вне Святой Троицы, включающей в себя все, в том числе и Сатану, со всеми средствами, предоставленными ему для выполнения его миссии. Как существо тварное, он является духом-слугой. Когда будет выполнена его задача, миссия Абсолюта 3 будет завершена”¹⁷ .
 Надо заметить, что привлекая некоторые гностические источники (в частности, Евангелие от Фомы), Муравьев, в то же время, стремится показать полное соответствие доктрин эзотерического христианства принятому Восточной церковью христианскому канону. В принципе, это и должно быть так: церковный канон как экзотерическая версия христианского учения в нормальной ситуации должен полностью соответствовать эзотерическому знанию. Канон является, так сказать, “буквой” учения, “дух” которого может пребывать только во внутреннем, эзотерическом, пространстве; и что касается этого “духа”, то никакая догма, очевидно, не способна вобрать его в себя. К тому же об этом сказано: “Дух дышит, где хочет”, и некоторые недавние проявления эзотерической традиции, в частности, в учении Еурджиева-Успенского, сегодня стали достаточно известными.
 Относительно же “проблемы интерпретации” можно сказать, что она всегда остается открытой, и никакая “мудрость века сего” (исходит ли она от людей “церковных” или “светских”), не способна поставить себя в полное соответствие Истине, принадлежащей иному и высшему порядку бытия.

1. Цит. по М. К. Трофимова. Историко-философские вопросы гностицизма. – М., 1979, с. 201.
2. См. Филипп Нэрль. Кротоно Сумус. Книга появилась в “Самиздате” в начале 1980-х и была издана полностью малым тиражом в 1999 году в Киеве. Большой ее фрагмент, как и фрагменты других произведений Филиппа Нэрля опубликован в журнале Lapsit Exillis, N 3 (2002 г.).
3. Текст Г. Джамаля “Направление – Север”, появившийся в “Самиздате” в конце 1980- х и позже опубликованный в журнале “Аум”, известен многим, интересующимся метафизикой и эзотеризмом. Сам автор, ныне – “исламский традиционалист”, может не согласиться с оценкой своего произведения как “гностического”. Мы не будем на ней настаивать, однако присутствие в данном тексте существенных гностических мотивов и интонаций совершенно очевидно.
4. См., например, статью Ф.Фланнери-Дэли, Р. Вагнер “Гностицизм в фильме Матрица” в данной Антологии.
5. Из текстов Наг Хаммади данный миф полностью изложен в “Апокрифе Иоанна”, который, впрочем, был известен и до находки “гностической библиотеки”. Наиболее пространный гностический текст “Пистис София”, остающийся до сих пор до конца не понятым, не смотря на все усилия переводчиков и толкователей, дает несколько иной вариант мифа. Русский перевод всех текстов Наг Хаммади, как и других гностических источников, можно найти на сайте Русской апокрифической студии.
6. В английских переводах этого имени нет разночтений: Yaldabaoth. В русских переводах его транслируют по-разному: Ялдабаот, Ялдаваоф или Иалдабаот. Выбранный здесь способ трансляции основан на традиции перевода подобных имен в русской религиозной и эзотерической литературе; так древнееврейское имя “Цебаот” (Tzebaoth) обычно транслируют известным “Саваоф”.
7. Апокриф Иоанна, 22. Перевод М.Трофимовой. Цитировано по книге: “Апокрифы древних христиан”, М., 1989.
8. Евангелие от Фомы, 33, – там же. М. Трофимова переводит первую фразу этого изречения так: “Я стал посреди мира…”. Слова “в середине” могут означать и “посреди”, и “в центре”, но в последнем случае они несут еще и важный символический смысл. “Центр Мира” – это сакральный образ, имеющий, по выражению Рене Генона, космическую определенность. В частности, это местопребывание “Царя Мира”, которым и является Иисус в христианской традиции Подробнее см. работы Генона “Царь мира” и “Символы сакральной науки”.
9. Евангелие от Фомы, 33, – там же. М. Трофимова переводит первую фразу этого изречения так: “Я стал посреди мира…”. Слова “в середине” могут означать и “посреди”, и “в центре”, но в последнем случае они несут еще и важный символический смысл. “Центр Мира” – это сакральный образ, имеющий, по выражению Рене Генона, космическую определенность. В частности, это местопребывание “Царя Мира”, которым и является Иисус в христианской традиции Подробнее см. работы Генона “Царь мира” и “Символы сакральной науки”.
10. Перевод М. Трофимовой, там же.
11. Апокриф Иоанна, 30-31. Перевод М. Трофимовой – там же. Поскольку древнегреческое слово “пронойа” женского рода, М.Трофимова сохраняет женский род и в русском переводе. С другой стороны, никакой специфической нагрузки этот чисто грамматический момент не несет. Поэтому вполне возможно, переводя имя “Пронойа” как Промысел, изменить женский род на мужской, что и сделано анонимным переводчиком “Апокрифа Иоанна” на сайте http://gnosis.newmail.ru
12. Поскольку книги Гурджиева и Успенского, в которых излагается учение “Четвертого пути”, сегодня широко известны, делать какие-либо специальные ссылки нет никакой необходимости. Все же, наряду с “Рассказами Вельзевула своему внуку” стоит упомянуть и книгу Успенского “В поисках чудесного” как один из наиболее компетентных источников.
13. 2 См. также статьи Сатьяма Упахара “О символике Абраксаса” и “Христианский эзотеризм и эзотерическое христианство” в данной Антологии, где проблема связи гностицизма и эзотерического христианства анализируется более подробно.
14. Б. Муравьев. Гнозис. Том 2 (Киев, “София”, 1997), главы 8, 9. См. также стьаью Р. Эмиса “Гурджиев, Муравьев и загадка первоистока” в данной Антологии.
15. Согласно католическому канону, Дух Святой исходит и от Отца, и от Сына. Православная версия канона, однако, представляется метафизически более обоснованной и более традиционной; разъяснение этого пункта можно найти в ряде работ, в том числе, и в “Гнозисе” Муравьева, поэтому мы не будем останавливаться на нем подробно.
16. В “Пистис София” и некоторых других гностических источниках упомянуты “Трое Троесильных”; между ними и тремя Абсолютами Б. Муравьева просматривается явная аналогия. Особенный интерес представляет то обстоятельство, что именно “Третий Троесильный” гностического христианства является причиной “пленения” Софии и, в конечном счете, возникновения враждебного человеку Демиурга. Отметим, также, что в третьем томе “Гнозиса” можно найти и вполне определенное указание на гностическое понятие “род недвижимый”, встречающееся, в частности, в гимне Пронойи из “Апокрифа Иоанна”, приведенном выше. “Тайна рода недвижимого” довольно часто упоминается в гностических текстах.
17. “Гнозис”, т. 2, гл. 9.